/Из Дневника Юлии Вознесенской/

 

        8 октября /75/
 

        Новые новости - Григорий Борисович /КГБ - ККК/ вызвал Дара. Повесткой через Союз писателей. Для создания общественного мнения, как я полагаю. Диалог между ними произошел следующий.

Г.Б. Почему развращаете молодежь?

Дар. Э... В каком смысле?
Г.Б. В антисоветском. Учите нелойяльному отношению к властям.

Дар. Я не педагог и никого ничему не учу. Терпеть не могу педагогики.

Г.Б. А как вы сами относитесь к властям?
Дар. Плохо, и к любой: к власти ФРГ, к израильской, к южнородезийской...

Г.Б. И к советской?

Дар. И к советской тоже.
Г.Б. Вы это говорили вашим молодым друзьям?

Дар. Не помню. Может и говорил.

Г.Б. Вот! Читайте и не отпирайтесь!
        Дает Дару прочесть отрывок из прозы Марамзина, где говорится примерно
то же самое.
Дар. /прочел/ Ну и что?
Г.Б. Это же ваши слова! Это вы научили Марамзина! Из-за вас он пострадал! Нам пришлось его наказать.
Дар. Не думаю, что это произошло из-за меня. Я на него доносов не писал.
Г.Б. Учтите, если вы не прекратите своего влияния на молодежь, мы и вас накажем!
Дар. А я свое уже отбоялся. Мне все равно где помирать: в Ленинграде, в Израиле или в Сибири. Хотите создать мне мировую известность? Так меня и это не волнует.
        /Григорий Борисович выпроваживает Давида Яковлевича/
 

Вот такие дела!

       

Занавес
 

        Охапкин уже принес стихи в альманах. Но подборка - ужас! Совершенно не умеет преподнести себя. Придется уговаривать на подборку из "Лепты".
        А тебе тут и там все изменяют: к Нике приезжал Антониони, Лизавета вернулась к Бартону. Одна Наталья хранит тебе верность, да я немного, когда обстоятельства позволяют.
 

        По сему - целую.
        /нарисована птичка/

 

 

/Из Дневника Юлии/
 

        4 октября 1975 года.
        Запомни эту дату, Костенька!
        Сегодня к нам вернулся Олег Охапкин, предварительно хлопнув дверью в Союзе и выйдя из профгруппы.
        О чем это говорит? - О том, что мы, как говорят вожди, "на правильном пути".
        Письмо Охапкина является очередной лептой на стол отечественной литературы - десерт в эпистолярном жанре. Поразили, взволновали и запомнились следующие перлы:
        "Я оказался в расцвете мужских сил без всяких средств пропитания..."
        "... Всё - и голова, и сердце, и грудь - разбиты о стену непонимания..."
        "... не имею чем заплатить за проезд в общественном транспорте: в результате имею несколько повесток из народного суда."
        "... Мой литературный заработок в 1974-75 году составил 8 /восемь/ рублей 46 копеек и мне нечем заплатить членские взносы в профгруппу..."
        Это, разумеется, все правда, но штиль каков!
        Тут же Олег изъявил желание принять участие в нашем альманахе /См. то же - на процессе Пореша - ККК/. В качестве автора, разумеется. Ох, Элита, Элита!
        Интересно, кто следующий?
        Петенька уже передавал мне приветы и напоминания о том, что "впереди нас ждут великие дела". Ну, полагаю, что от маленького Петеньки можно ожидать только великих пакостей. Знать его не знаю! Буду читать издали - так оно спокойнее.
        Жду делового визита Ширали и Куприянова. Один и сам не прост, а второй придет за Охапкиным.
        А знаешь, мне даже нравится, что благодаря нашей работе, совершенно на иное направленной, Ширали, Куприянов, Охапкин получили возможность не соглашаться, ставить условия, хитрить, вести какую-то тонкую литературную игру, т.е. получили возможность дурно проявлять себя как литераторы. Господи, ну кто бы страдал от их капризов, кого бы они предавали даже, если бы не мы? Ну кому они нужны-то были, для кого они были не пыль под ногами? Теперь же, чёрт возьми, есть "издатели", которым можно дать или не дать стихи, перед которыми можно вставать в позы, которых можно надувать. Ну, разве эта не та самая литературная суета, без которой они засыхали столько лет? Кто его знает, может быть, Ширали больше всего-то и чувствует себя поэтом, когда заявляет: "Я с этим графоманом Шнейдерманом печататься не желаю." Я уж теперь и не спрашиваю его, с какими графоманами он добивался чести печататься в "Дне поэзии". Пусть его! В сущности, вот в таких мелочах для многих заключается радость литературного быта. Ладно, пускай выпендриваются - потерпим. Мой материнский опыт повелевает мне относиться к этим шалостям снисходительно. Разве только в редких случаях подшлепнуть. Лишь бы стихи их были прекрасны и впредь.
        Но знаешь, как часто я сравниваю поэтов с художниками не в пользу первых!
 

 

        9 октября 75 г.
        Скучаю по тебе очень. "Терять друзей не приведи, Господь!", как говорила одна твоя московская знакомая. Только что они, москвичи, знают о любви к друзьям! У них для этого свету мало. У них белых ночей не бывает.
        . . . . . . . .

        Рита Аронзон предложила устроить чтение стихов Аронзона. Я думаю, что нужно делать настоящий, большой вечер памяти поэта и непременно в зале. Дело святое и мы уже созрели для него.
 

 

        10 октября 75 г.
        Имела большой разговор с Ритой Аронзон. Несколько часов подряд обсуждали план вечера.
        Познакомилась с Аликом Альтшулером. Добрый, славный человек, душа нежная и отзывчивая, но печален, несчастен и озлоблен против всего поэтического мира. Всех поэтов считает кривляками и лжецами. Считает, что последнее слово поэзии уже сказано Аронзоном.
        Я простила ему поношение поэтов: во-первых, он во многом прав, а во-вторых, уж я-то знаю, что такое потеря друга. Не от той же тоски я и пишу тебе каждый день свои послания? А ведь мало, очень мало надежды на то, что ты прочтешь когда-нибудь мой дневник. А вот поди ж ты - сижу ночами, бдю и чёрт знает, о чем пишу. Самое прелестное будет тогда, когда выяснится, что дневник мой тебе настолько неинтересен и настолько устарел, что ты не найдешь времени для его чтения. Ну, совсем расхныкалась.
 

 

 

        Что ж, последние ПЯТЬ лет - я находил время и переводить этот дневник на аглицкий, и делать фильм по нему, и подбирать несчетные фотографии, и, наконец, сейчас вот - набирать отрывки из него.
        И присылает мне сейчас Саша Эйдельман /он же Беркут/ из Парижа - в глаза не знал его! - по прочтении 1-го тома - фото одного из чтений Аронзона /где?/ и 2 фото московской поэтессы Оленьки Седаковой, столь часто фигурировавшей в стихах ленинградских поэтов /см. у Ханана, у Чейгина, этс/ Пишет:
        "В негативной /в позитивнофотографическом смысле слова/ части моего архива обнаружил кадры "чтения памяти Аронзона с работами Михнова-Войтенко, 1975 г."
        Поскольку "чтения" проходили в условиях освещения /в люксах/ весьма подвальных, то и качество фотографических карточек весьма "архивное" /если под этим подразумевать плохое качество/ или "барачное" /как эстетическая категория/. Что отвечает.
        Безусловно, фактурная голова Бори Понизовского достойна лучшего изображения, зато Ширали - выразителен, и т.д. ..."
        Помещаю. И Оленьку Седакову /из архива Толстого/ помещу, при ком-нибудь из поэтов, которые посвящали.
        "Не оставлять же чертям-буфетчикам!", как говаривала моя бывая четвертая супруга Ника Валентиновна. А то потом какой-нибудь аспирант или профессор "откроют" "неизвестные фотографии", на чем и защитят докторскую.
        Помещу и прочих поэтесс, в группах и поодиночке, как элемент декоративный. А стихи их - пусть Барбара Монтер набирает, профессорша и суфражистка. Мне и с поэтами-то никак не разобраться...
        Юлия - печатать уже разучилась.

 

American female chauvinist sow visiting Russian male chauvinist pig. Leningrad 1975.

Photo by male chauvinist boar Prikhodko.

 

        23 октября.
        Сегодня открыла сезон вечеров на Жуковской. Что-то я нынче с ними задержалась - всё дела, планы, мероприятия и встречи вне дома. Летом, правда, был у меня дивный вечер Петрова, где он прочел нам почти весь "Часослов" Рильке.
        Сегодня читает Драгомощенко. Миша Крыж ведет запись. Народу-у! На люстре - поэты, на столе и под столом - поэты, на диванах - поэтессы. Только на фортепьянах пустота и сухие цветы.
 

Всего три месяца назад
/реминесценция на зад/
и ты там был и там сидел,
твой зад от пыли поседел
И с фортепьян для заграничной суки
ты издавал весьма приличны звуки.
Я берегу былого быль
и там не вытираю пыль.
 

        Всё. Бегу дальше слушать драгие мощи Драгомощенко. Мощная драга для добычи золота из дерьма совбыта.
        Прощайте, мое постоянство!

 
Поэт Драгомощенко на пробах фильма "Кантемир" /Молдавфильм?/.

Архив Аркадия Драгомощенко. Сфизжено К.Кузьминским для его архиву в 1975 году. Переснято и размножено зоофотографом А. Коганом в гор. Хуюстоне Техасской губернии Русской Америки в 1980 году. Копирайт - Э.К.Подберезкиной.
 

Стихи АРКАДИЯ ДРАГОМОЩЕНКО - см. в 3-м томе /"МОСКВА-ПРОВИНЦИЯ". Раздел "ЛЕНИНГРАД-ВИННИЦА". Из архива И.Левина./

 
назад
дальше
   

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2006

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 5Б 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга