ПОКОЙНЫЙ РУХИН И ЖИВОЙ ГЛАЗУНОВ
 

        Рассказывала мне вдова Жени, Галка Попова, что сбежав 18-летней девчонкой из института фармакологии /где в будущем ей светило изготовление напалмов, химических ядов и БОВ - боевых отравляющих веществ, и где она обучалась вместе с Анри Волохонским/, бежав от скучной учебы и строгого папеньки в Москву, поселилась она у школьной подруги, Нинки, жены Ильи Глазунова. С Поповой мы, вроде, ровесники, так что было это где-то в 57-х. За 30 рублей в месяц /рупь в день/ реставрировала она иконы , живя на одной из квартир Глазунова, иногда забывала пожрать, восстанавливая пожухлые но прекрасные доски и читая старопечатные книги и книги по искусству. Все это имелось у Глазунова уже тогда. Водил он юную девочку и на дип-приемы, объясняя, что "мадемуазель еще надо учиться, а не замуж." А юная художница, как и Герта Неменова в Париже - не о замужестве думала, а об иконах, об книгах. Через год, увещеваниями папеньки, вернулась она в Ленинград, где и стала профессиональной художницей.
        Но к Рухину, к Рухину...
        Встретив, вероятно, в середине 60х, ГЕОЛОГА Рухина, начинающего живописца, родила ему троих детей, а четвертым ребенком стал сам Рухин. "Страдать, - объясняла она мне, - все равно от чего-нибудь или кого, приходится, так уж лучше - от человека гениального." И в этом оправдывала мою жену, равно и мое пьянство. Женщина с пониманием.
        Вот уж кто не феминистка, так это - вдова Рухина. Баба она, баба до мозга костей. Баба, на которых - а не на слонах и черепахах - весь мир и держится. Беременная, ползала на карачках, рисуя шрифты: Рухина повязали за встречи с иностранцами - выручала, грехи замаливала. Оформляла Красный Уголок в милиции... И тут, к слову: пришел мент вязать Михнова за какие-то пьяные подвиги. Вошел в комнатушку на Рубинштейна - по полу Женькины абстракции разложены, сохнут, иные - на стенках висят. Потоптался яловыми сапогами в дверях: "А Вы нам ... Красный Уголок - не оформите?" - реакция советской милиции на антисоветскую абстракцию.
        За недолгую дружбу нашу с Рухиным - жену я его видел лишь пару раз, на приемах каких. Но не понять было сложно. Женька - артист, живописец до мозга костей, простак, бабник и выпивоха - он был ясен как на ладошке. Он жил своими холстами, используя неисчерпаемую фантазию и аристократический вкус - в современном поп-арте! - он или писал холсты /иногда по полудюжине зараз/, или беседовал с собутыльниками. Я об ту пору не пил, я воздерживался. Но Рухин, подружившись со мной после выставки в Газа, затаскивал и зазывал меня в свою мастерскую, благо рядом, на Красной же. Приходил я с фотографом /Геной Приходько/, с секретаршей и с бабами - хотя у Рухина и своих хватало. Прихожу - сидит он в передней "ковровой" комнате, а вокруг и у ног - стада прибалтиек, красоток. И не то, чтобы он - бабы его окружали! Свыше двух метров роста, с гибкой и "артистичной" фигурой, черным пламенем бороды и роскошной гривой волос, всегда в элегантном костюме /в джинсах и свитере, к примеру, я его не представляю/, хотя и в овчинном полушубке поверх - он, да еще Андрюша Геннадиев /тех же пропорций, но пожиже/ был едва ли не самым "художественным" из художников. Без бороды я его не представляю, вероятно - как Морев /и Галка тут подтвердила/ - полное отсутствие подбородка, отчего жена и бриться ему запрещала. Слаб он был, но слабостью таланта или же гения. Полностью он себя находил - только в живописи, а в жизни был человек интеллигентски-тонкий, но незатейливый. В людях наивный и неразборчивый, отчего и терлось около него, зачастую, говно.
        И это был первый художник Ленинграда, которого открыли и "оценили" на Западе. Шемякин - не в счет. К моменту своего отъезда в декабре 71-го, у Миши была лишь одна "патронесса", Дина Верни и одна персональная в Париже. Рухина же покупали ВСЕ дипломаты, а также рекомендуемая ими бизнесня и профессура. Картины у него не залеживались, сам мне говорил: "Надо вот эти пять - срочно кончать. Уже куплены." Да, он работал на иностранцев, но он НИКОГДА НЕ РАБОТАЛ НА ВЛАСТЬ. Где-то, в глубине этого обломка и потомка российско-польской аристократии и интеллигенции, был заложен суровый этический критерий. Когда Галка, в Москве, завела его после приема в часовню-студию Глазунова, обвешанную редчайшими иконами, портретами Ленина, Солженицына и Мао - Рухин промолчал весь вечер, а потом сказал: "Чтоб ты мне больше Глазунова не поминала!" Не по вкусу пришелся Жене советский полудиссидент.
        Мне тоже. Но на Западе и в России - Глазунов "первый художник". Первый по подлости /как и Евтушенко/ и первый по доходам. Пишет он и Кастро, и Индиру Ганди, пишет Софи Лорен и прочих суперзвезд /тут следует отослать к цитациям из Тупицына - см. 2-й том/. И пишет витязей на распутницах, царевну ле Блядь и прочий стиль рюс. Поговаривают, целые тома на Западе пишут, о службе его в КГБ, да и то, повторяю народную поговорку: "С таким счастьем - и на свободе?" Ильф-Петров ее еще попользовали, но и по сю верна.
        Жене Рухину свобода давалась тяжело. Неподконтролен он был, слишком прост, бескомпромиссен и честен. Почему и вязали его, стекла чуть не ежемесячно, еженедельно били - в доме на набережной и в мастерской. Стекла в мастерской он закрыл ставнями, щитами, работал при электрическом /студия - отгороженный перекрытиями второй "этаж", с арками окон, каретного сарая, а с другой стороны - брандмауэр, если не перевираю значения слова: кирпичная глухая стена соседнего дома/, а на Неве, в доме знаменитого акварелиста Гауфа - "афилада" комнат во 2-м этаже, с видом на Неву и Васильевский - там тоже били, а в доме детишки, Галка, порезало как-то и мелких - осколками! Били стекла, вязали, но щитом ему была - Галка.
        Ишачила в фонде, оформляла стенды, щиты, писала шрифты /большей каторги - не придумаешь!/, тащила дом и хозяйство, рожала детей, мастерская - была, естественно, на ее имя: кто ж "тунеядцу и абстракционисту" такое даст? И смотрела на Жениных девочек в профиль: жена-то - одна! А вот на "друзей" - посматривала, случалось, криво: Женя был и сам не дурак об выпить, но в кумпании - предпочитал. Да и деньги водились: иносраньё платило тугриками и джинсами, покупало в "Березке" и "Яхонте" экспортную "Столичную" водку, коньяки и бурбоны, а народ они хилый и малопьющий, так что всегда "оставалось". Кому-то надо было допивать...
        Если Женя был пьяницей - тогда и Пушкин, того. Пил он ДЛЯ УДОВОЛЬСТВИЯ и ДЛЯ РАЗРЯДКИ, и только. И Галка это понимала. Но с друзьями - случался и загул. И это тоже она понимала. Словом, понимала она мужика - до печонок и мозжечка. И не то что "терпела" - терпят, зачастую, и с ОТВРАЩЕНИЕМ, а просто - любила. И как баба, и как жена, и как мать детей, и просто - как мать. На чем они с моей матушкой и сошлись /а сейчас с Мышкой/. Женя бабу держал на "заднем" плане, по гостям /к примеру, ко мне она рвалась/ не пускал, сидела с детьми. И при этом ЕЩЕ поспевала работать. Таких жен - я знаю раз-два - и обчелся: Ривчик Шемякина /покамест Миша творил - она витрины оформляла, на харч себе И МУЖУ, и ребенку/, Галка Усова, поэтесса, переводчица, умница - породившая ублюдка Бетаки /который, в конце-концов, заявил ей: "Ты не талантлива, а я вот нашел талантливую, которую и буду продвигать!" Имелась в виду поэтесса Выверни, с которой поэт свалил в Париж, оставив жену с двумя или тремя детьми/. Но это все так - байки, сплетенки, и Бекаку я бы поминать не стал, если б одна Галка мне другую не напомнила! Что характерно: у всех мужиков помянутых - отсутствовал /или не очень выпирал/ подбородок, у баб же - напротив, весьма развит был /у Ривчика даже несколько чрез/, и все три бабы были - сильные.
        Художник или поэт в России - как дитя. Дитя балованное, капризное, себялюбивое. Иногда - скажем так - гениальное. И если с ним не возиться, не цацкаться - подохнет дитя, сопьется или скончается.
        Словно чувствовал Женя - последние два года ваял, малевал, рисовал - как бешеный. Словно боялся, что не успеет.
 

        И не успел. Смерть его - загадочна. Всех свидетелей и участников лично знаю, рассказов десятки собрал - а все равно непонятно. Умер Женя. Погиб.
 

        Но с чего я начал, откуда и заглавие, и о чем не сказал еще ни слова /да и сам Женя этим не махал/, был он - в отличие от ГЛАЗУНОВА, обвешанного иконами и малюющего распятья - чистым, искренним христианином. Как и многие там. И о чем он - молчал. А кричат - Глазунов, Вознесенский. Галка строит часовню сейчас...

 

Жарких, И.Иванов, Гаврильчик, Лена Захарова, Ю.Галецкий, И.Росс, Женя Рухин, Ю.Дышленко и Н.Любушкин в кулуарах выставки в Газа, 1974.

 

 

 

ГЛАЗУНОВ (для сравнения)

 
назад
дальше
   

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2006

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 5Б 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга