ГЛАВА О ЧТЕЦАХ, обещанная, |
|
с отступлениями и дополнениями.
Чтецов не люблю с детства. С тех пор, как самого заставляли декламировать -
не
то, что хотелось, а чего-нибудь из классики. Однако с чтецами Ленинграда знаком.
Знакомство это началось с детства
же, когда тетка затащила меня в Филармонию
послушать завывающего стихи Блока какого-то идиота - не то Ларионова, не то
Лактионова, но словом - знаменитость. Не помню уже. Она же /первая пионерка
города Ленинграда, а пропоc/ таскала меня на встречи с советским фантастом
Георгием Мартыновым, автором бездарнейшей повестушки "220 дней в звездолете",
актером не то Кожевниковым, не то Кадочниковым и, сколько помню, 5 лет читала
Тыняновского "Пушкина". Другая тетка вообще ничего не читала, поскольку была
учительницей /во вспомогательной школе/, но волокла на себе весь дом, и меня
тоже, поскольку мать постоянно была в больницах. Но она хоть не таскала меня на
встречи. Тетка, да и мать тоже, предоставляя самообразовываться и пряча от меня
"Собор Парижской Богоматери" /который я, естественно, извлекал из-за шкапа и
вычитывал оттуда сексуальные сцены с Эсмеральдой и капитаном Фебом./, мне не
мешали.
Но я не о тетках, а о чтецах. Однако, увлечение моей младшей тетки советской и
не, классикой, спасло меня как-то; т.е., как и Пахомова /см.
у Лимонова в 1-м томе, "Московская богема"/, спас сын Фадеева. На одном из поэтических сабантуев
/наехало шушеры из Москвы/, находясь в запое, а мать в больнице, явились обе
тетки меня стыдить. Или даже три, не помню. Уселись поганками у стенки, в своих
жутких фиолетовых шляпках, и ну меня стыдить-костерить, и всю мою компанию. А
был там Лён, его любовь поэтесса О.Кавалли /она же Ольга Витович/, еще кто-то, и
тихий и мирный Миша Фадеев. "Тише, говорю теткам, это - Миша Фадеев, сын
"Молодой гвардии"! Растерялись, особенно младшая, читательница; перестали. Так
Миша Фадеев меня спас от злобных теток. А я его и не заметил, и не припомню -
тихо сидел, не пил, хотя деньги, по-моему, были и его.
Так вот, начиная с теток, у меня идиосинкразия к чтецам. Особенно на сцене.
Однако, с иными дружил. Началось с Владимира Таренкова, который у меня гвозди в
пиве варил /накалит над газом, а потом - в пиво: "Так, говорит, железистей, и
для печени тоже."/ Больше ничего о нем не знаю. Стихов не читал. Пили. Пили мы и
с Левой Елисеевым , но читал ему уже я. Приходим с Палеем чуть не вполночь, а
они на Фонтанке, напротив БДТ жили - Лев в майке сидит, здоровый такой
коренастый крепыш, а жена его Ритка Батуева, актриса, в халатике, голова в
мокром полотенце и исправно в тазик блюет. Естественно, водка у них еще была, а
потом на Московский к таксерам сгоняли, и всю ночь я Льва учитывал молодыми и
старыми. Лев слушать умел, и сам гениально исполнял "Тенериф" Горбунова и жуткие
сюрры из пьес Островского. Но это уже потом. Утром мы, освежившись, на Галича
нарвались, а потом, в ЦПКиО, где Лев исполнял омерзительно-слюнявую "балладу"
Лившица "О куске хлеба", я не выдержал, но кажется, сблевал. А уж стошнило меня
точно. Игорь Озеров, который тоже там чего-то исполнял, а потом сидели в
поплавке, где Лев с воодушевлением рассказывал об одной подруге: "Ее, говорит,
звали - Сталиной. Я ее ебал, как врага народа!" Ну чем не Юз. На каком-то круге
я сошел, и тело мое на такси было отправлено в дом /за их счет, конечно/, а они
поехали еще в Зеленогорск, и там подкалымить. А с Игорем потом мы даже
подружились, и он очаровал мою матушку - потомок драматурга Льва Озерова, чать!,
но работы с ним не получилось /см. во 2-м томе/. Зато узнал я /или писал уже?/
романтическую историю про чтеца и актера. Быв призван на трехмесячную, захворал
он на флотах дизентерией. Ректоскоп /или, правильней, народное - перископ/ надо
в жопу совать, а он стесняется. "Дайте мне, говорит, врача-мужчину!" Ну дали, не
все ли равно, кому трубу совать. Стоит он в позе рака, одной рукой очки в
элегантной золотой оправе поправляет, а другой старается тельняшку на зад пониже
натянуть. И тут вкатываются две молодые практиканточки: "Простите, это Вы -
Ленского в фильме "Онегин" играли?..." Чуть не лишились мы потомка до-пушкинского драматурга! Мне, когда в Институте Скорой помощи, сифонную клизму
в зад совали, хоть было и не до смеха, рассказывал практиканочкам этот же эпизод, отчего они, от смеха, чуть ведро мыльной воды на
голову не вылили, но вылилось в меня. И цитировал им Швейка.
Игорь человек мягкий и интеллигентный, и с готовностью пытался нас читать, но
ему не дали. А вот явился ко мне Толик Шагинян - этого я уже понес.
"Пастернака, гад, говорю, читаешь? Испанских поэтов? Блока? Что почище? А нас
когда же?!" А он, попыхивая Эренбурговской трубочкой - "Но ведь это же ЕЩЕ не
поэты!" Мы, мол, по классике и по западным. Интересно, чего он, гад, в Мюнхене
для НТС читает, выехав на жене-француженке /к ней же я, к Мишельке, сквозь
кордоны во французское посольство прорывался, кстати, с шемякинским вызовом
когда/. А тут этот чистюля потешает "антисоветски настроенную публику", за те же
деньги. Много таких чистюль повыехало, теперь в профессорах и завредакциях.
Напомнил он мне литературоведа Владимира Орлова - тот тоже "нечистыми" /и теми,
и теми/ не занимается, а Блоками, сидит на собраниях в Союзе, натурально при
костюмчике, и цедит: "Ну вот, эти еще, молодые - ..." Однако ж не по Прокофьему
докторские защищал, и не по Саянову - хотя и жрал с ними из одной кормушки.
Эти-то чистюли и бесят меня больше мужлана Дудина.
Больше с чтецами я не встречался. Начал читать сам. Впрочем, я и всегда читал,
но только 2 раза - за деньги. 20 рублей, которые потом пришлось отдать, потому
что нелегально, студенты Военмеха собрали, и из-за меня чуть не погорела дивная
девчонка, устроительница вечера - а читал я под 20 молодых и себя, во 2-м
отделении. Сейчас она здесь, ну, пусть она и пишет воспоминания. Еще на вечере
был Нуссберг, но он тоже "пишет".
2
На Западе я уже читаю только за деньги. Только читать некому.
Но хватит о чтецах. Поговорим о бабах. Или нет - служил я тут помощником
библиотекаря, за харч и клетушку, на Ясной Фарме /она же Толстовская/. Полгода
почти. Работу по каталогизированию за меня делала жена, а я запоем читал книжки.
Библиотекарь был милый белорус, который подбирал книжки по переплетам, а от
дешевых - нос воротил. Дочка же Лео Толстого - до книг не касалась, собирала
только издания отца, в особенности полные собрания сочинений. Каталог мой по
редким первоизданиям поэзии /а там были такие!/ пошел насмарку, поскольку
перепечатать было "не на что", а за бесплатно - я уже не хотел. Оставил им женой
рукописанный. Книгами, я говорю, дочь графа-писателя не занималась, только в
первый день спросила у жены: "А он не футурист, часом? Я футуристов не люблю. Не
читаю." И имел с ней одну аудиенцию, больше не приглашали. Время она проводила
/и давала квартирки и комнаты, займы на машины и на "дэло"/ с бывшими
фарцовщиками, спекулянтами и валютчиками, активными борцами с Советской властью.
Но графинь я и до нее знал, и графьев тоже, сейчас уже князей перестал считать,
а озверел я оттого, что когда жена мне сказала, что на ферме КНИГИ ЗАРЫВАЮТ В
ЗЕМЛЮ - я кинулся, и из свалки, куда зарывали мусор, книги и машины - увидел
торчащие корешки! Обмыл, спас, что мог /но и по сю воняют/, а потом меня
перевели в подвал. Там, плесневея, лежали сотни томов, в основном - на аглицком,
и разрешили за разбор оффициально "прибарахлиться". Вытащил я себе все
первоиздания "Тарзана" /кроме первой книги, а она сейчас у коллекционеров - не
то 600, не то за 1000 стоит, видел передачу по теле, но я не знаю, я не продаю/.
Вытащил и кучу изумительных детских - сказочные издания "Алисы", "Винни-Пуха", с
боем добился поставить в общей гостиной барака на полочку: детишки же у всех,
пусть хоть полистают! Нет, не прошло. Там еще один друг, из второй эмиграции, по
прозвищу "Сашка-француз" повыдрал из уникального, нумерованного собрания Эжена
Сю роскошные гравюры: "На стенку, говорит, прикноплю." Плюнул я. С трудом
удалось несколько ящиков русских и редких западных - чуть не контрабандой! -
затащить в библиотеку, но места не было, фарцню было негде селить, и остальные
пошли по центу за фунт тому же Марку. Заодно он прихватил и те, что я оставил
для детей: "все равно они не читают, а смотрят телек!" Но пожалуй, самая
странная находочка, с той же ПОМОЙКИ, публикуется ниже. Книга, принадлежавшая
Качалову и с его же пометками в тексте Блока: сокращал! И опять мы переходим - к
чтецам...
|
ПАРДОН, ЕЩЕ ПАРДОН...
Беру свои слова взад. Переубедила
меня газета "Новое Русское Слово", а, точнее, статья в ей "Летняя школа и
библиотека на Толстовской ферме", подписанная инициалами "А.С." /писателем
А.Сиротиным?/. Я и понятия не имел, где нахожусь. Итак, на ферме "существует
отличная библиотека имени А.Л.Толстой, насчитывающая около 30 000 книг."
Включены в это число закопанные в помойку, сгнившие в подвале или купленные
Марком по цене цент за фунт - мне не ведомо, а в статье об этом нет. Итак, "...
к четырем часам все снова собрались у отремонтированного и несколько
расширенного здания библиотеки им. А.Л.Толстой. Писательница Сюзанн Масси,
приехавшая в этот день на ферму со своим мужем, писателем и журналистом Робертом
Масси, перерезала ленту у входа, и двери были широко раскрыты для посетителей."
- Ну, Сюзанна ни одного "русского" торжества не пропустит, будь то выставка
борзых, открытие библиотеки или прием у принца Поля и принцессы Ольги
югославских. - Меня она, кстати, и привезла из аэропорта Кеннеди прямо на оную
ферму, где я и просидел полгода, между фарцней и аристократией, не относясь ни к
тем, ни к другим, и найдя общий язык только с мужиком Кузьмичом, лет за 70, с
которым мы пахали навоз. На приемах не присутствовал. Вызывали жену, показать
званым и именитым гостям борзую нуссберговскую собачку /жену, впрочем, тоже к
столу не приглашали, стояла у входа/. Заработал паханьем навоза 100 долларов,
которые мне пришлось выбивать из князя Голицына, управляющего фермой. В
библиотеке, повторяю, работал за харч /готовили бывшие столовские работники из
Черновиц и прочих "Метрополей", волокли с кухни, по старой привычке, ведрами,
сготовленное же жрать было никак не возможно, почему жена мне приносила только
второе - а уж я ли к советским столовкам не привык!/ и квартеру.
Итак, "благодаря стараниям
библиотекарши Тани Чертковой /не родственница ли литературоведа Лени? - ККК/ и "волонтерши"
Нины Иодко, которая много поработала над приведением в порядок и сортировкой
книг, в библиотеке сейчас царит образцовый порядок. /Следует восторженное
описание помещения библиотеки и фотографий из Ясной Поляны. - ККК/ Т.К.Багратион
и управляющий фермой кн. К.В.Голицын провели несколько приглашенных на второй
этаж, где хранятся резервы и особенно ценные издания." Мне ли не знать! Туда и
пёр ящики со спасенными из подвала книгами, со скандалом и жалобами на "тесноту
помещения", втискивал их на стеллажи из необтесанных досок - но ни Теймураза, ни
Голицына за полгода в библиотеке не видел, возможно, они появляются только в
сопровождении "нескольких приглашенных", по случаю каких торжеств.
"Библиотека имени А.Л.Толстой уже
сейчас, бесспорно, одна из лучших в эмиграции США."
Посылал туда пачками
профессоров-славистов. Книг, указанных мною, в библиотеке не было. По
неофициальным /не газетным/ сведениям - книги эти надобно искать у покупателей "Руссики",
куда дочь Лео Толстого, по наплевательству и за ненадобностью, вмазала их еще
при жизни. То же сообщает и моя агентура в местной /американской/ русской
букинистике. Мир праху их...
|