"Я ненавижу педагогику!", сказал Дар, "Я никого не учу!" Я тоже. Но Учитель у меня был. Он научил меня - Слову.
Валерий Молот, маленький еврей, сюрреалист в личине сиониста. Увы! - ему Сион лучами снится и вереница запертых дверей.
И ты листаешь в дреме фонарей наполненные сумраком страницы, где слово осознать себя стремится за тонкою фанерою дверей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Без вас знаю, что плохие стихи. И Молот то же сказал. А так любить меня и понимать , как Молот, не может никто. Он понимает меня лучше, чем я сам. И не только меня. Прибегает, говорит: "Кок, говорит, гениальную брошюру купил! Госполитиздат. "О смысле жизни" называется. Кок, говорит, Кант думал, Декарт думал /открывает страницу/, Кок, говорит, смотри: "Смыслом жизни называется..." Что там дальше - неважно. Я не заметил, вы бы не заметили, Молот - заметил: "Смыслом жизни НАЗЫВАЕТСЯ!" Значит, найден уже, значит есть он и определен. Зря там Кант и Декарт мучились. Госполитиздат - разрешил. И не на уровне госполитиздатовских анекдотов учил меня Молот. Учил меня постигать себя - в себе. От рождения писал я. В школе дразнилки слагал. Поэт как поэт. Писал и не думал. Молот приходит: "Кок, говорит, ты гениальную строчку написал!" А строчка как строчка: "Ты растаешь в грусть..." Лирика как лирика. Подумал - увидел. Так я, игрок словами /абы звучало!/, через Молота начал постигать - СМЫСЛ. Не знаю, что пишет Молот. Вроде, ни стихи и ни прозу. Дар определил: "Притча". Может быть. Во всяком случае, похоже. Но куда отнести статью не статью 59-го года "Об ассимиляции еврейства"? Куда отнести письмо не письмо Ремарку /которым мы все тогда бредили/? Куда отнести "Адама и Еву", откуда я запомнил строчку: "Но Ева не прошла процесс акклиматизации в пустоте". Подумал: действительно, не прошла. Адам-то был уже создан. И тогда, со всей яркостью, я представил - ОДИНОЧЕСТВО АДАМА. А кто показал его? Молот. Одной фразой. Потому что фраза у него такая. Обычно - фраза - как караван верблюдов: один груженый идет, остальные налегке. Несущее слово. У Молота - все слова НЕСУЩИЕ. От этого так трудно, так невыносимо его читать. Потому что у Молота слова - как в Библии. Не лексика, лексика такая и у Генделева имеется /а уж на что олух/, а - отношение к слову. Мимо всяких футуристов, для которых, при всех лозунгах -"слово - вещь", слово оставалось декоративным элементом, прямо - к тому, которое было В НАЧАЛЕ. О Молоте, моем учителе, мне трудно писать. Не порезвишься. Просто, привожу один его текст 59-го, запомнившийся мне. Разбивку восстановить не удалось, моя. А текст поразил меня доведенной до эссенции моей /и не моей/ мыслью. ТАКУЮ лирику - надо писать клинописью. На скалах. Так оно и высеклось у меня в мозгу.
Женщины любят гимны, гимны, прославляющие женщин.
Женщины любят гимны, которые пишут им.
Женщины не понимают гимны, Женщины не понимают творца.
Женщины любят - гимны.
Женщины не молят о них. О них молит творец, молит у женщин, молит для себя.
Женщины любят гимны: они с готовностью заключают их в объятья, они с радостью подставляют им губы, они с благодарностью раскрывают им сердца.
И велик час создания гимна. И велик человек создавший его. И жалок час создания гимна. И жалок человек создавший его.
Он велик, пока гимн еще не создан, Он велик, когда он первый внимает ему. Но созданный гимн вырывается из творца, Но созданный гимн ищет других слушателей.
И жалок опустошенный творец. И жалок непонятый слушателями гимн.
Женщины любят гимны.
/1959?/
ИБО МОЛОТ - В НЬЮ-ЙОРКЕ.
Переводчик Беккета, Мрожека и Роб-Грийе - работает библиотекарем в какой-то вшивой ешиве, ибо братья иудеи нанимают новоприбывших за полцены, распевая гимны Хайясу, Найяне и Джойнту, разводя повсюду мадам Беттин и поучая меня, как я должен относиться к идеалам Израиля. Молот не поучает. Как нищий Спиноза, или безумный герой Менделе Мойхер-Сфорима, он живет в каком-то квартале Бруклина или Квинса - даже этого я не знаю, водит Давидика в детский куда там сад, или ясли, опекает Шашеньку, приючает друзей и гостей и родственников из новоприбывших - живет. Молот не безумен. Напротив, это самый разумный человек, которого я когда-либо встречал. И поэтому так трудно писать о нем.
Странно, не тянет меня рассказывать о нем анекдоты. Хотя мог бы припомнить - немало. И наполеоновский рост /или даже короче/, и жен и любовей его -а не хочется мне о них. Хочется о нем.
Но есть вещи, о которых писать невозможно. Возможно потому - что смотрится не "свысока". Где-то свысока - посматриваю я на многих своих друзей, подсмеиваюсь, хоть и с любовью. Над Молотом мне смеяться не хочется.
Останавливает меня, как ни странно - бумага. Треп по телефону, когда из Молотов, Лейбовых, Вильдгрубе Динки и Динки Виньковецкой - собирался создать я породу "русских техасских карликовых" - на бумаге уже не смешит.
Потому что не смешно мне творчество Молота. Ни смешка, ни усмешки - не замечаю я в нем. Не замечаю надрыва и истеричности Бродского, мудрого выебона и ерничества старика Дара -
Я ВИЖУ, КАК ВОЗНИКАЕТ ВО ВСЕЙ ВЫСОТЕ СВОЕЙ - СЛОВО.
Я вижу пра-слово - в том, что пишет Молот. Слово в первичном, глубинном своем значении. Не мои выебоны-игрушечки, не надутая спесь /гноеточивость/ Сосноры, не стремление говорить "афоризмами" Халифа и Гены Алексеева, а нечто
ИНОЕ.
Те же слова, что встречаются даже в речах у Брежнева /правда и речи ему пишет кто-то другой, референт там/, не распев а ля рюс Уфлянда-Лосева и даже не иудейско-российская каббала Анри - это мне где-то знакомо, это литература, коей живу /но пока не кормлюсь/, это - просто слова.
Что такое со словом у Молота?
И меня поражает, что за прошедшие наши с ним 22 года - НИЧЕГО в нем не изменилось, он тот же, и те же слова.
Не могу и не буду. Читайте.
Милому Коку,
с благодарностью
за терпение
25 сентября 1976 - 29 июня 1960
Нет благодарности равной терпению, но даже и терпение - не благодарность. Нет благодарности.
О чем это? Сколько слов мне осталось ещё записать, сколько услышать?
Поблагодари и слово появится. Его услышишь. Потерпи и слово увидится. Его запишешь.
И записал: " По благодарности - услышишь." И услышал: " По терпению - увидишь."
Но не все слова дано увидеть - нет терпения дождаться их появления на бумаге, даже если и случится благодарность их услышать.
Ибо если благодарность это звук слова, а терпение - свет от него на бумаге, то конечно же нет благодарности равной терпению как нет звука равного свету.
А если ещё узнать, что звук это не свет, то нет и света равного звуку.
Нет равного на земле, если сравнивать одно с другим. Одно не может равняться другому поскольку одно равно одному
- 2 -
а другое - другому.
Но страшно, если нет благодарности равной терпению ибо только терпение представляется благодарностью.
Услышать - хочется очень, но ещё больше - хочется увидеть. Услышать слово это земное, это как проглотить воздух. Увидеть воздух - это поднять в себе воздух над землей, подняться над землей... просто дождаться - потерпеть и дождаться, когда слово услышанное - благодарность произнесенная, опустится на бумагу сложносложенными буквами, проглоченным воздухом, запишется словом как бы неотличимым от только что сказанного, но вместо благодарности - проглоченного звука появится терпение - видимым светом.
Но ведь нет благодарности равной терпению, если нет звука равного свету, но есть... человек, и чело дано ему как звук в благодарность, а век - как свет терпения, и он - человек - и есть благодарность равная терпению: звуком имени светом отброшенным на бумагу воздухом жизни.
- 3 -
Ибо если не равно одно другому, то равно всё - единственному.
Все звуки - и значит вся благодарность - как и все слова - и значит все терпение - равны своим существованием, равны существованию, равны единственному, что есть на живой земле - воздуху жизни.
Как жизнь равна единственному, чего на земле нет - смерти. Жизнь равна смерти? Да. Оставшись без воздуха. Ибо если на земле начинается не все но все существует, то на земле и кончается не все хотя уже и не существует.
И если понимать благодарность как звук от слова а терпение как свет от него на бумаге, то жизнь слова это как жизнь воздуха, который с благодарностью исчезает вдохом и терпит себя выдохом на бумаге.
Но где этот воздух?
В челе - благодарностью в веке - терпением в человеке - одним словом - благодарном терпении воздуха.
И тогда земля человека это свет от чела на бумаге и кто тогда человек если не равновесие благодарности и терпения и где он тогда если не везде где есть воздух.
- 4 -
Он - жизнь на земле, но воздухом - вдоха благодарности выдоха терпения. ........ ........ Но наступает смерть. Без воздуха. Без вдоха и выдоха. Без света от чела на бумаге. Без благодарности и терпения. Наступает смерть, которая равна жизни. Но не жизни на бумаге. Ибо на бумаге, на бумаге человеческой жизни, чело и век - как паутина воздуха на человеке благодарного терпения - рассыпаются - но паутиной воздуха на звуки благодарности и слова терпения, рассыпаются вечно и вечно благодарят за человеческое терпение - дожидаться своего века, понизив чело до бумаги. ........ ........ А какая жизнь не согласится назвать себя смертью, если за её чело платят веком, вечной жизнью на бумаге, паутиной благодарности и терпения. Смертью звука, но жизнью света.
16 октября 1973 года
Больше, чем живых, я люблю мертвых, потому что мертвые - любят меня больше, чем живые.
И больше, чем тебя, я люблю память о тебе, потому что память о тебе - любовь большая, чем твоя. Но больше, чем память о тебе и больше, чем мертвых,
я люблю тех, кто еще для меня не ожил,
кого еще не помню,
я люблю верить, что мертвые пока
потом родятся для меня и полюбят меня,
и память напомнит
о любви большей, чем любовь моя. Я люблю верить в любовь, которая живет дольше
любви
мертвых,
любовь большую,
чем память о тебе, любовь ко мне.
Я верю в любовь - и потому люблю мертвых
больше,
чем живых,
и память о тебе больше,
чем твою любовь,
и еще неоживших мертвых, которые вспомнят меня сильнее, чем живые, - я люблю.
Я люблю.
26 октября 1973 - 18 апреля 1974
Не узнать тебя стало, ни во сне ни наяву, Страшно, видеть тебя стало так похожую наяву на самый страшный сон, а во сне - не было страшнее яви, чем была ты наяву.
И когда я вижу тебя, когда мне страшно, я умоляю Господа явить тебя - непохожую на сон, явить тебя - узнаваемую наяву, явить тебя - во сне ли, наяву, явись, умоляю я, и я узнаю.
Но когда я вижу тебя, когда Господь тебя являет, когда ты являешься, я не узнаю тебя, страшная ты. Но страшнее тебя, страшнее яви, сна и воли Господа страшит меня немощь памяти и сила незнания. ........ ........ И о немощи памяти и о силе незнания расскажу я и потревожу свой сон
и нарушу твою явь и изменю Волю Господа, если, такое возможно - я расскажу. Ибо если по воле Господа сон и явь, возвращаются памятью, если по воле Господа память возвращает незнание, а незнание - силу, то узнав свою немощь, уснув, отказавшись от силы, проснувшись, я явлюсь Господу страшным сном, и явлю тебя - немощь памяти и явлю нас с тобой - силу незнания, и Господь разбудит меня ото сна, проснется, убоявшись тебя убоявшись нас - своей воли - являть тебя сном, являть тебя наяву. ........ ........ О немощи памяти и силе незнания расскажу я еще раз о тебе. ........ ........ Не в день равноденствия ты родилась. Ты родилась в день равнодушия, если такое возможно. Ты родилась в мой день, когда души, той, что равна могла быть дню или всей жизни, хватило лишь тебя родить и равной быть тебе одной.
Ты родилась в тот день, когда душа, рожденная чтобы тебя родить, дышала ровно, ты родилась в день равнодушия - в тот день я не родился...
Вот так или похоже я мог бы рассказать о немощи и силе, о памяти, незнании, о тебе.
Вот так или похоже. ........ ........ Когда все это началось я не спрашиваю, И по воле Господа отвечаю - не помню, и не знаю. Но Воля Господа являет тебя во сне, И по воле Господа я вспоминаю тебя, и узнаю, и, вспомнив тебя, пишу - по воле Господа. ........ ........
Одиноко не было никогда - так подсказывает память. Одиноко и не будет - решает незнание. Не бывает одиноко - такова воля Господа. И, являя тебя во сне, мне велят вспомнить - одиноко не было, и, являя тебя наяву, мне велят помнить - одиноко и не будет, и, являя тебя страшную, мне напоминают - ты не одинок.
В страхе не бывает одиноко. В страхе с тобой воля Господа, которая велит вспомнить -
было страшно всегда - не найти и потерять,
которая велит помнить -
будет страшно еще - найти и не потерять,
которая напоминает -
страшно - терять, не находя. Страшно было будет и есть, если не вспомнить не узнать, что страх - это воля Господа.
Страшно проснуться и наяву как во сне, увидеть себя одиноким, и тут же уснуть, чтобы не быть одиноким наяву, чтобы воля Господа явила тебя страшную, явила во сне, а наяву ты явишься сама - по воле Господа.
И вот так, сменяя явь на сон,
являет воля Господа тебя, -
и я полюбил вспоминать во страхе и пробуждаться в испуге, я полюбил Волю Господа и тебя вместе с ней, -
полюбил немощь тебя забыть и бессилие тебя узнать,
я полюбил тебя страшную, потому что такова воля Господа - не дать забыть не позволить узнать.
И снова немощь и сила незнания, еще раз ты и всегда воля Господа
оставляют мне слова, которыми не рассказать о немощи памяти и силе незнания, о тебе и воле Господа.
Но немощь памяти сегодня - это сила незнания вчера, пишу я,
и немощь яви - это сила сна, пишу я, и воля Господа - это ты - страх не вспомнить, не забыть. От страха не вспомнить - засыпаю, от страха не забыть - пробуждаюсь,
но утешает немощь памяти во сне - ты вспомнишь, и утешает сила незнания наяву - ты узнаешь, и утешает воля Господа всегда - ты живешь.
Да я живу - и во мне жива немощь памяти - я помню тебя, и во мне живет сила незнания - я не знаю тебя, и во мне живет Воля Господа - ты.
Во мне живешь ты, и значит страх ослушаться твоей воли велит мне жить и писать о немощи памяти и силе незнания, еще раз о тебе.
И если по воле Господа я помню, то, может быть, помнишь и ты - по воле Господа.
И если по воле Господа я не знаю, то, может быть, знаешь ты - по воле Господа.
И если по воле Господа я не умираю, то, может быть, умрешь ты - по воле Господа, а с тобой умрет страх, умрет сон и явь, немощь памяти и сила незнания,
умрут слова, которыми я живу, умру я с тобой, может быть, только бы не быть одиноким, без тебя, только бы не быть без тебя. ........ ........ Но "одиноко не было никогда" /Память/, "одиноко и не будет" /Незнание/, "не бывает одиноко" /Воля Господа/.
Но страшно, Господи, не узнать тебя стало.
30 апреля - 7 июля 1974 г.
Сашеньке
По слову начинаю собирать я тебя и не собрать,
потому что не с начала ты начинаешься, не со слова.
Ты начинаешься не со слова, и не слово ты начинаешь, не себя Ты начинаешь много слов, ты начинаешь меня.
Но нет у меня власти поделиться словом с тобой,
и нет у меня силы поделить слово, и нет у меня слова, которое начало бы тебя с начала,
ибо ты начинаешься не с начала, ты начинаешься не со слова, и значит - ты начинаешься не с меня.
Ты начинаешься не с меня.
И началась ты не с меня, и нет у тебя власти отнять у меня слово, и нет у тебя силы поделить меня со словом, и нет у тебя слова, которое отняло бы у меня начало ибо я начался с начала, которого ты не знаешь.
Я начался со слова.
И значит я начался с начала, и в начале вся власть моя - делиться словами, но с собой, и в начале вся сила моя - делить слова, но для себя и в начале все слова - мои, все - мое - в начале, кроме тебя, потому что ты началась не с начала.
Ты началась не со слова и не слово ты начинаешь.
Ты началась с молчания и молчание ты начинаешь, и молчание начинает тебя, собирает тебя.
Тебя соберет молчание и даст власть тебе - делиться молчанием и даст силу тебе - делить молчание, даст тебе молчание, даст тебе начало.
Твое начало - молчание -
И не собрать из молчания слово.
Мое начало слово - и не собрать из слова молчание.
Не собрать нам друг друга.
И не разделить - меня со словом, тебя с молчанием.
И нет у нас власти - отказаться от своего начала,
и нет у нас силы - поделиться началами,
нет у меня слова, которое замолчало бы, нет у тебя молчания, которое бы заговорило.
И значит нет у меня тебя - собрали мои слова,
и значит нет у меня тебя - собрало твое молчание.
15 августа 1977 г. - 12 июля 1978 г.
Страшит - умершее, но еще больше - рожденное.
Ибо умершее, если и оживет, то только в памяти, душе, страхом мнимым, а рожденному - еще предстоит стать жизнью, реже чужой, всегда моей.
И как не мешает жить мертвое, так не пускает жить живое.
И как близка мне жизнь умершая, которая оживет в памяти, душе, страхом мнимым, т.е. чудесным, так далека от меня жизнь рожденная, вырастающая в жизнь большую, чем моя, чужую, и нет ей места во мне, вместе с умершим.
И тогда прошу я чужую жизнь, жизнь родившуюся, оставить меня, как осталась для меня жизнь умершая, оставить или умереть, но не мешать жить памяти, душе, чудесному, мне. ...............
............... ...............
Далек я от смерти, не умерев разом,
но еще дальше от рождения, до которого не дожить.
Далеки мы друг от друга, как слова несказанные разом, как свет и свет разных дней, как ты и я, сегодняшние.
И если начало всего страх, то начало страха - рождение. И если большой пример дают люди - смерти, то еще больший дает человек- рождение , приветствием страху. Страшит умершее, но еще больше - рожденное, говорит память, и если далеки мы друг от друга страхом смерти, страхом чужих людей, то близки и похожи - страхом рождения, страхом человека. Похожи мы и далеки.
И получается так, что похожие через смерть еще не наступившую - люди - далеки, и только то близко, что похоже страхом рождения, человек - близок.
И близкими назовутся не умершее и не рожденное, прошлое и будущее, ты и я.
Но если ты и я еще не умерли, просто не умерли, и не родились, не успели еще, если прошлое и будущее все равно как сегодня, но только их сегодня нет, то рождение, конечно, обернется смертью, но через жизнь мою и твою,
и завтра, конечно, наступит вчера, но после страха, после сегодня.
И я, то же и я, появлюсь с твоим появлением
и тебя испугаю, но не вдруг, а испугавшись прежде сам.
Страшит такая наша близость, похожесть через смерть, которую я назвал рождением, еще и потому, что если в начале всякой близости страх узнавания смерти, то в узнавании смерти - страх еще больший - рождение похожего.
А если похожа смерть на рождение как завтра на вчера, то я на тебя не просто похож - мы похожи друг на друга похожестью завтра на вчера, но через сегодня, и смерть тогда похожа на рождение, но через жизнь.
И тогда не ты — вчера рождение, и не я - завтра смерть, мы - жизнь.
И тогда не вчера это было и не завтра будет - сегодня есть,
и тогда не ты или я, а мы - родимся завтра, не успев умереть вчера, а жизнь наша - всегда сегодня, хотя и не на что не похожая.
Ибо, помнишь, похожи два слова - несказанные разом, но они и далеки, как свет от света другого дня, далеки, но похожи.
И значит страх быть или не быть похожим - только память,
и память - узнавание себя через смерть твою, тебя - через свое рождение, нас - через жизнь.
Все - память, которая не далеко и не близко, которая - свет - не вчерашнего или завтрашнего, а просто свет,
как просто бывает рождение, если его не помнить, и как просто бывает смерть, если ее не вспомнить, и как проста жизнь, если ее не запоминать.
А вспомнив, если помнишь, и запомнив,
проживешь жизнь не далеко и не близко, просто жизнь при свете дня ни на что не похожего,
потому что ничто не похоже на день, только свет, но и он - память.
11 июля 1974 г. - 5 августа 1975 года
Не стало исцеление наградой -
не стало исцелением.
Исцеляют живые - это так просто! Но только живого — это еще проще. Живому исцелить просто - надо просто исцелять живого.
Вот как все просто - живой да исцелит живого! Но кому наградой исцеление? Исцелителю, или исцеленному? Кто кого награждает? ........ ........
Помню однажды, когда исповедаться было легче, чем исповедовать, а очищение было ни с чем не сравнимым грехом, я исповедовал птиц, поющих от рождения, и очищался в грехе - слушать к подражать.
Помню однажды, когда земля стала небом над головой, я ужаснулся греховности образа и любви, ушедшей из под ног.
Помню однажды, я не знал,
что живого да исцелит живой, и как это просто - я не знал - исцелиться, и как это страшно -
получить в награду исцеление - я не знал.
Помню однажды, я был исцелен - и не знал.
Я не знал, что получить в награду исцеление - это страшно.
Страшнее, чем очиститься в грехе, или потерять любовь под ногами,
страшнее, чем слушая, подражать, или увидеть небо над головой, получив в награду исцеление.
Это страшная награда, потому что обман - проще нету - исцелить можно, только живого, что значит не умершего, что значит пережившего, что значит уже исцеленного жизнью пощаженного смертью.
Я не знал тогда, что живой исцеляет только живого, не знал обмана - проще нету — что я живой,
еще не умерший, и значит переживший. Я не знал исцеления живого и значит был исцелен жизнью.
Жизнь меня, исцеляла - не живой, и награждала жизнь меня - не живого, и наградой мне был не живой - Я.
Но вот жизнь наградила меня живым. И я узнал, что живой тоже исцеляет, что жизнь без живого - не исцелит. Я узнал, что кончилось исцеление жизнью, что умер я для исцеления жизнью, и родился для исцеления живым.
Я узнал, что исцелением награждает меня живой, и живой щадит, живой решает, где мое исцеление - в небе ли над головой, в грехе, в земле ли под ногами, очищении.
И еще я узнал, что исцелением награждают не меня - живого, и исцеляюсь не я - живой, и значит не жизнью я живу - живым,
от исцеления его - до его награды, получить в награду меня, и исцелить меня себе в награду, исцелить меня - наградить себя - исцелиться.
Живой получает в награду меня и жизнь мою. Живой получает в награду меня, умершего для исцеления жизнью.
Вот как все просто, получается - живой да исцелит живого!
И исцеляет живой живого, и награждает живой живого, но не жизнью, а исцелением, собой и, наконец, смертью, после которой исцеления уже не бывает, потому что исцелить может только жизнь, а живой - только наградить. И как жизни исцеление - сама награда, так награда живого - исцеление себя. Живой да исцелит себя!
Вот как все просто. Живому нужен живой, чтобы исцелиться, чтобы жизнь живого стала ему наградой,
и значит исцелением, и значит обман - проще нету - исцелить непощаженного смертью, и значит не пережившего, исцелить мертвого -
что может быть проще!
Мертвому - все исцеление, а живому за это в награду - мертвый. Вот так и исцеляет живой живого - награждает себя мертвым, а уже умершего - собой, живым исцелением, но не жизнью.
И значит исцеление живого - не награда, и значит, не исцеление.
Но живые попрежнему исцеляют, награждая себя мертвыми,
а мертвые не исцеляются, но получают в награду живых, получают в награду живых,
но не жизнь.
15 августа 1975 - 28 августа 1976
И скорее не будет конца, чем не было начала.
Всегда есть два решения и еще бесчисленное множество, как есть всегда две жизни и еще бесчисленное множество.
Два решения есть всегда, как всегда есть две жизни.
Два решения это и есть две жизни, ибо любое решение начинает жизнь и любая жизнь заключает решение. ибо решений, как и жизней, бесчисленное множество.
Так и происходит моя жизнь - в бесчисленном множестве решений, так и решаю я, чтобы успеть начать бесчисленное множество жизней.
Но скорее не будет конца, чем не было начала. И если такое возможно, а видит Бог такое возможно,
и если приходится выбирать между концом и началом, то концом я назову решение, а жизнь - началом.
И потому не о двух решениях и уж конечно не о бесчисленном множестве жизней остается говорить, а о той жизни, которая пребывает всегда, как вечное начало, имеющее, возможно, конец, но только в решении.
Я говорю о жизни во сне, которая не познается числом и потому не решается, ибо решена уже до собственного начала - и да скорее не будет конца, чем не было начала?
Вот оно решение вечной жизни без конца. Я говорю о жизни во сне - вечном начале, которое было всегда и значит всегда есть,
и о том бесчисленном множестве жизней-решений, которые не всегда будут и значит, не всегда есть.
Вот как просто, когда приходится выбирать.
То что было, то есть всегда, но того, что не будет, может и не быть.
И как удивительно просто решается жизнь во сне -
всегда жизнь, потому что не имеет решений,
так же просто, только не удивительно, решается жизнь наяву - бесчисленное множество решений, которые могут так и не составить начало жизни.
+ + + + +
Жизнь во сне видна только мне, и потому мне не решать, ибо нечего решать мне, оказываясь в начале, где нет места решениям, где начало всей жизни - сон, и собственное бессилие испортить жизнь собственным решением.
Слава Богу.
Жизнь моя наяву видна всем, и потому мне не решать, ибо нечего решать мне, оказываясь в конце всех решений, где начало всей жизни моей, или конец, - бесчисленное множество чужих решений. И значит: есть жизнь во сне, без моего решения, и жизнь наяву, с чужими решениями.
И значит, если я хочу решать и не жить при этом чужой жизнью,
то есть не решать жизнь другого, я должен жить жизнью сна наяву. Сон наяву - это единственная возможность решать собственную жизнь, проснувшись.
+ + + + +
Сон наяву скорее имеет начало, чем не имеет конец.
Вот таким непонятным решением предстает передо мной сон наяву, имеющий скорее начало, чем не имеющий конец.
И от вечного начала здесь сон, и от бесчисленного множества решений здесь конец, который скорее начало, а от чужих здесь - отрицание смысла конца, по которому конец, если и не обязателен, то, по крайней мере, бесчислен в решениях, а от меня здесь согласие на отрицание смысла, по которому начало вечно, но только во сне.
+ + + + +
Третья жизнь. Вечное начало наяву. Третья жизнь, для которой нет и не будет
ни "да" ни "нет" и ни другого
бесчисленного множества решений;,
но для которой было и всегда есть третье решение -
вечно начинаться наяву -
ожившим сном приснившейся жизнью, непроснувшейся жизнью началом всего, что есть на земле для человека, что дано человеку видеть, не познавая, что позволено человеку пережить в одиночку - без людей, без их бесчисленных решений, и настолько в одиночку, что даже без собственного решения, то есть во сне без начала скорее чем без конца.
Сон наяву. Вечное начало.
И значит не кончается ничего при жизни во сне наяву и значит все начинается при жизни во сне наяву.
Жизнь во сне наяву скорее обернется сном, чем обратится в явь.
Жизнь. Во сне. Наяву.
И написав эти слова отдельно, разделив их временем, я соберу смысл каждого по слуху и памяти, и, если удастся, верну смысл
слову написанному вместе
жизнь во сне наяву.
И как время их разделяющее я узнаю на себе смысл каждого из них, и назову себя вечным началом или сном наяву или третьей жизнью, той, которая ни "да" ни "нет" но, может быть, и "да" и "нет",
и значит просто временем, отведенным на слияние или разделение смысла слов по памяти или по слуху, я проживу временем вечно начинающим, то есть сном, и никогда не кончающим, то есть явью, просто временем, имеющим скорее начало, чем не имеющим конец.
+ + + + +
Жизнь. Обязанность или право?
Начинаться без начала и кончаться без конца. Жизнь обязанность - и все становится просто: начала нет, потому что его не знаешь, и потому же нет конца.
Жизнь обязанность - и потому не отказаться от начала,
и потому же не отказаться от конца.
Обязанность, жить на земле установлена не человеком и потому человек обязан прожить без начала и без конца.
Сплошная обязанность жить и никакой другой обязанности не требуется от человека на земле.
Но, появившись без начала, и, исчезнув без конца, что если жизнь права? И тогда все просто.
Право узнавать начало и узнавать конец, хотя бы и чужой жизни, но человека, право отказаться от начала, посчитав началом себя, и отказаться от конца, посчитав, что конец в себе,
а право жить на земле установлено человеком и потому человек имеет право, обрести начало и конец, -
сплошное право жить и никакого другого права не дано человеку на земле.
Так что жизнь - это и "да" и "нет", и, решаясь до двух, она решается до бесчисленного множества?
Жизнь - это все, что угодно, но не все, что угодно,
жизнь во сне.
Во сне начинается и кончается единственная жизнь с единственным решением - не показать себя никому кроме сна, не показать сон никому кроме тебя, не показать тебя никому кроме жизни во сне.
И единственно жизнь во сне решит когда ей прерваться, во что, и единственно жизнь во сне решает за тебя без выбора твоего и чужого, и единственно жизнь во сне решается сама по себе, но для тебя. Без голоса и слова. Не близко и не далеко. Во сне. При жизни.
Или во сне при жизни.
Как это трудно и непонятно зачем отделено. Во сне точка При жизни точка Или во сне при жизни точка.
Но ведь действительно во сне происходит то, что видишь только ты, и действительно при жизни случается то, чего ты не знаешь, но во сне при жизни происходит и случается большая жизнь - и та, что во сне, и та, что наяву.
Тебе говорят, но молча, ты видишь, но закрытыми глазами, ты даже чувствуешь, понимаешь, узнаешь и боишься, и еще все остальное, что бывает при жизни наяву, но только ты не чувствуешь и не понимаешь, но узнаешь и боишься - это точно. Узнать и испугаться - не это ли единственное решение жизни человека на земле? Узнать и испугаться - наяву такое тоже бывает. Наяву такое только и бывает, можно успокоить себя, но наяву ты узнаешь только то, что свершилось, уже, и боишься задним числом, уже решенной жизнью.
Во сне или лучше говорить при жизни во сне я узнаю то, что свершилось, свершится или свершается, но вижу это разом, и потому страх, во сне, или лучше говорить при жизни во сне, не имеет времени и узнается всякий раз, когда начинается сон, когда кончается жизнь наяву и наступает единственное решение жизни на земле - дать узнать и испугать.
Это близко к Богу. Бог учит.
Но говорят, Бог не пугает. Возможно. При жизни наяву. При жизни наяву Бог учит не бояться и страх считать пороком, ибо он виден чужим ибо человек в страхе Бога не узнает, ибо на земле - или Бог или страх. Так учит Бог при жизни наяву.
Но при жизни во сне, когда узнал и испугался, Сам Бог дает тебе право продолжать узнавать и продолжать бояться, Сам Бог продолжает являться тебе в том виде, какой принимает жизнь во сне - познания и страха.
Ибо во сне ты не убиваешь и не крадешь и не делаешь все остальное, что ты делаешь при жизни наяву.
При жизни во сне ты угоден Богу, и страх твой ему угоден - он вместе с познанием, и познание твое ему угодно - оно со страхом.
Угодна Богу жизнь твоя во сне, потому что человек не продолжит ее за ее пределами.
За ее пределами начинается другая жизнь. Жизнь Наяву. А наяву - грехи видны всем,
пусть и тебе, но все грехи - видны только тебе,
и тому еще, кто является тебе одиночеством, собой, Богом, жизнью во сне.
Но жизнь во сне наяву - бывает?
Бывает. Потому что на земле бывает все. Но только не знаю когда - если до жизни во сне, то до нее жизнь наяву, а если после, то после тоже.
Значит, если она бывает, то только во время.
Жизнь во сне наяву может начаться при жизни во сне и не кончаться при жизни наяву, она может быть всю жизнь и даже стать всей жизнью, если только спать - наяву, или наяву не просыпаться.
А во сне — не спать и, закрывая глаза наяву, во сне их открывать, не верить словам людей наяву, но верить их молчанию во сне, не слышать голоса людей наяву, но слышать голос Бога во сне.
Не бояться наяву, пребывая в постоянном страхе во сне, и знать, что как только знание приблизит к Богу - его не узнать.
+ + + + +
Теперь я знаю, , что есть на земле жизнь. — Она решается до бесчисленного множества,
она люди и потому все, , что угодно. И знаю, что есть на земле Бог - жизнь во сне с единственным решением увидеть тебя одного и тебе одному показаться.
Но я знаю, что есть на земле и я - время, соединяющее сон и явь, себя пугающая третья жизнь или третье решение - ни "да", ни "нет" - но и "да" и "нет" сразу. -
То есть время появления Бога, ибо ничто другое не может быть и "да" и "нет" сразу.
И "да" и "нет" бывает только во сне наяву, где сон наяву скорее как Бог, имеет начало, чем, как время, не имеет конец, и где скорее не будет конца, чем не было начала.
9-10 марта - 24 июня 1973 г.
Нет стены времени - есть преграда слов, помни, и не забывай - есть стена времени и нет преграды слов. Помни и не забывай.
...............
Как похожи они друг на друга - время и слова, как похожи мы с тобой на время и слово.
Как похожи мы -
Ты на преграду времени я на стену слов, как похожи мы друг на друга,
как похожи мы.
Преградой слов вырастаю я перед стенай времени, преградой, слов отделен я от стены времени, стеной времени возвышаешься ты над преградой слов, стеной и преградой стоим мы живем мы не живем - стеной и преградой.
Страшно.
Так страшно еще не было
и дай, о Боже, чтобы не было никогда.
Страшно обновление незаметное, и, о Господи, незамеченное. Обновляются слова перед стеной Времени, обновляются преграды отделяющие, обновляемся мы с тобой так похожие на преграду из слов и стену из времени, так похожие. И только не обновляется стена Времени, которой нет - помни. и которая есть - не забывай.
И как нет ничего, кроме времени, там, где есть слова, так есть все, кроме слов, там, где нет времени.
И страшно.
Так страшно еще не было, и дай, о Боже, чтобы не было никогда.
И одна надежда -
что словам суждено
обновляться,
и другая надежда - что преграды, обновляясь, остаются,
и последняя надежда - что если время страшит, то, устрашившись, обновишься.
И значит, не бойся.
О, Боже.
____________
17 августа - I октября 1973 г.
О, Боже, я не боюсь. Я просто удивляюсь,
и не потому, что забыл страх
просто вспомнил удивление.
Как давно это было. Я удивился помню, узнав, Что не наступает дня без ночи и ночь без дня тоже не наступает.
О, как давно это было.
Я удивился помню, узнав, Что ночью день повторяется, и ночь повторяется днем.
О, как давно это было.
Я удивился, о, Боже. И как давно это было. знает только первый день, повторившийся ночью, и первая ночь, повторившаяся днем.
И как давно это было - помню я - каждая ночь, повторяющая день, и каждый день, повторяющий ночь.
Как давно это было? Удивляюсь я, о Боже,
Я не боюсь
Я просто удивляюсь.
Я не боюсь - пока день повторяется ночью, пока я повторяюсь. Я просто удивляюсь. Я удивляюсь, о Боже, как это просто - повторить день и повторить ночь, как это просто, о Боже, удивить меня, меня повторив.
Но я не забыл страх первого удивления, страх первой ночи - повторенного дня, и страх первого дня - меня повторенного, Я не забыл.
И я повторяюсь - днем и ночью. Потом снова днем и снова ночью - я повторяюсь.
И повторяется страх и повторяется удивление повторяется все, что было днем, и все, что будет ночью, и чего не было никогда - повторяется каждую ночь, и каждый день повторяется то, что было всегда - Я.
Я повторяюсь. Это страшно. И это удивительно. Я испугался. Меня испугало мое первое удивление, о Боже, как давно это было.
Изо дня в ночь и из ночи в день - я, всегда я. И весь день - я, и всю ночь - я - повторяюсь, удивляюсь, и боюсь, о Боже.
Но я не боюсь, написал я 17-го августа, я просто удивляюсь.
Кто же из нас прав?
Я повторяющийся днем и ночью, или я, повторившийся 17-го августа? Не помню, и, уж конечно, не знаю. И чтобы узнать, чтобы вспомнить, о Боже, я расскажу про первый день, повторивший ночь,
или про первую ночь, повторившую день,
или про себя, впервые повторившегося.
............ ............ ............
- Так ведь я не пугаю, я просто удивляю, сказал Бог. - И вспоминая, я удивляюсь, и забывая, я удивляюсь, О Боже, я удивляюсь, сказал я. - Но я не пугаю, сказал Бог. - О Боже, я не боюсь, я просто удивляюсь, сказал я.
............ ............ ............
Ночь уже была, и был день,
Все было - до меня..
И чтобы ночь была, чтобы был день, чтобы все было - появился я,
как воля Бога
повторить ночь и повторить день и значит - меня. И как воля Бога много дней уже и ночей длится моя жизнь.
И как воля Бога много дней уже и ночей я повторяю день и ночь,
я повторяюсь.
И как воля Бога мое повторение, так воля твоя мое удивление, мой страх, моя любовь и жизнь. И написав воля твоя, что значит воля человека, я вспомнил и узнал свой первый день, когда я повторился, и первую ночь, когда я повторился, Я повторился, выполняя твою волю, волю человека, повторился, но для тебя!
И по воле человека
можно повториться только повторив человека, только представив, что это возможно - повторить человека. Я говорю о тебе, ради которой я повторяюсь, представляя, что повторив тебя, я повторюсь. Я повторяю тебя, твою волю, где удивление страх любовь и жизнь - стали волей моей -
удивляться тебе, тебя бояться любить и жить - тобой.
Удивляться долгой твоей воле - повторять меня, удивляться любви, ради которой я повторяюсь, представляя, что любовь повторяется каждый день каждую ночь всю мою жизнь.
Я вспомнил, о Боже, первый день - он - сегодня. Я полюбил человека и повторил его, я люблю человека и повторяю его, повторяю - я люблю, повторяю каждый день и каждую ночь, повторяю всю мою жизнь - я люблю. И повторять его я не боюсь, о Боже, я просто удивляюсь - как это просто - повторить человека, полюбив его, как это просто - повториться по воле человека, повторяя его желания - Они стали моими, и страх - он всегда мой, повторяет волю человека, повторяет меня. Меня повторяет страх меня повторяет желание и только удивление не повторяется - оно не проходит.
Я удивляюсь, о Боже, как давно это было - мое первое удивление, совсем как сегодня. Сегодня.
Я вспомнил, и значит узнал, что воля человека, твоя воля - это воля Бога, и, повторяя тебя, я повторяю Богу - я люблю. Я люблю, о Боже, повторять человека, и значит желать, и значит бояться. Я люблю человека и удивляюсь, сколько дней уже и ночей путаю я Бога с человеком, путаю тебя с Богом, сколько дней уже и ночей, всю мою жизнь, я люблю.
И, если воля твоя, я повторю - я люблю, каждый день и каждую ночь всю мою жизнь. Я люблю тебя и не боюсь, о Боже, я просто удивляюсь - чем заслужил я страх. назвать тебя Богом, и удивление - Бог по имени человек.
Как давно это было, сегодня.
И сегодня, мне не забыть страха- меня пугает человек, и мне не страшно - Бог меня пугает. И сегодня я удивляюсь - человек меня не любит, и удивление не проходит - меня любит Бог.
И если я люблю - человека Бога день-ночь себя и снова человека - я повторю - я люблю, И днем - повторится ночь И ночью - повторится день, я люблю - повторится всю мою жизнь, И повторится человек и повторится Бог я повторюсь,
