Доротее
 

        Поэты - как дети. Им бы только поиграть. И желательно, пожонглировать "запретными плодами". Потом они умнеют /глупеют?/ и начинают говорить, как Лев Толстой. Или Солженицын.
        Диссидентство многолико и многообразно. Но уж никак не занудно. Это и сразило мадамъ Григоренко, жену енерала, по просмотре фильма "Дневник Юлии": " ТАК опорочить движение! Хуже, чем КГБ!" А поэты - не занимались "движением", как не занимаются им - и дети. Базлали, трекали, трахали, случалось - и выпивали /частенько! Иногда - ежедневно./ И развлекались.
        В каждом человеке сидит поэт. Даже если не пишет стихов. Или ребенок, что то же. Детей - хлебом не корми, дай поиграть со словами. Играют и взрослые дяди. В конце 60-х все, почитай, итээры - занимались "половыми играми". В "Правде" и "Известиях" в заголовки статей - вставлялось слово "половой". Беру принесенные вчера Джоном Боултом "Известия". Читаю:

        "Селу - современную ПОЛОВУЮ технику" - с первой же страницы -

        "Писателям, ПОЛОВЫМ деятелям культуры мира"

        "ПОЛОВОЙ визит завершен"

        "На новую ступень ПОЛОВОГО развития"

        "По ПОЛОВОМУ пути созидания"
        Это я беру подряд, по первой же странице, от 3 июля 1981 года.

        Иногда "бо-моты" получаются изящными, иногда - нет. Но играли в эти игры не один год. Зачастую, и сами Советы подсказывают неприличный, по тупости газетчиков, смысл. Так, на Камчатке, к какой-то годовщине, газета вышла с шапкой:

"СЛАВА НАШИМ ПАДШИМ ЖЕНЩИНАМ!"

- и серия портретов героинь, Великой Отечественной. Кому-то дали по шапке, кто-то полетел, но и слово сие полетело! Слышал я об этом уже в Ленинграде, от братьев-геологов, вроде, от Марги Фроловой.
        Задолго до игрищ этих - существовал анекдот про "мужской половой хуй". И выражение "половой гигант" - давно уже стало народным.
 

        О детском непристое у футуристов мною написана обширная статья, которая завалялась где-то в Италии, у Д-ра Марцадури. Перепечатывать ее заново накладно, да и зачем? Выйдет когда в каком академическом сборнике, желающие прочтут.
        Но не были упомянуты в статье - игры уже не итээров, а поэтов. Помимо приводимой во 2-м томе сей антологии книжки-цитатника из дамской поэзии, "Зачем я это сделала?", отличающейся крайним непристоем, имели быть и другие игры. С классикой.
        Классику знают все, и всем она - обрыдла и надоела. Увидеть ее "новыми глазами" - можно лишь, повернув ее - в непристой. Придав другой, не имевшийся в виду автором, смысл.
        Зачем? А это уже другое дело. А зачем играют дети?
        А - весело. Смешно.
 

        Не всё же грустить и писать манифесты? Коммунистической там партии, НТС ли, ВСХСОН - одно другому не мешает.

        И Пушкин тем же занимался.
 

        Привожу выборочно, из трех книг. Подбирали, резвясь и ерничая, сами поэты, а я уж - собрал и записал, благо памяти - не занимать.
        И это тоже, своего рода, "диссидентство". Пусть сексуальное - но не все ж енералы и капитаны от артиллерии! См. и о них /в статье о Кушнере/.

СОВМЕСТНОЕ
 

        Не знаю, что писали Пушкин напару с Батюшковым, но петербуржское содружество поэтов наших дней - развлекалось во всю. Писаны были и пародии на Ирочку Малярову /с Палеем/, когда она еще не стала матерью ленинградской поэзии - в 1959 аж! И на Витю Максимова, в 60-м. Но расцвело подобное буриме уже с приходом новых сил. Жившие у меня неделями, а то и дольше, поэты - перманентно предавались этому невинному виду разврата. Как в 1-м томе - Соколов, я и Гр. Ковалев. Писалось на тему и без оной.
        Совместное творчество меня с Палеем и Чейгиным вылилось в строчки:

Далее рифмовались котлетки, козетки, банкетки, баретки и пр., но суть сводилась к тому, что куплены были всем троим какие-то особые новые авторучки, заряжавшиеся через отдельно приложенные пипетки. Двустишие мое, а дальше мы втроем развивали и вроде написали поэму. В тот день мы бегали с арбузом по Невскому и Литейному и ездили к Палею на работу, в редакцию газеты "Электросила". На закусь, как всегда, не хватило, но пипетки были куплены.
        Трио составлялись различные /почему-то вдвоем - писать скушнее и получается почти серьезно/, тем же было не занимать. Так, сохранились 3 текста, написанные столь разнородной публикой, как Эрль, Охапкин и я. Олега все время загибало в сторону половой гигантомании и фекаломании, мы же нежно его поправляли. Олег, он чувством юмора не страдал. Оный у него был чрезмерно здоровый и ядреный. Вот эти тексты:

        На этом в тот день наши занятия фаллологией /а также фаллотелией и фаллистикой, не говоря за фалеризм/ были закончены. К фаллологии мы больше не возвращались.
 

        Полагаю, к смежному же жанру можно отнести и следующую "сатиру". А поскольку писана она была не без участия моей секретарши /помимо меня/, то и к "совместному". Подробности и реалии - ищи в статье "ЛЕПТА" и в материалах к ней.
 

        Олег удивительно хорошо смеялся /см. на фото/. Сейчас ему, похоже, уже не смешно. Не так уж долго продолжалось наше веселье. Где-то 60-е и начало 70-х. А теперь - читаю письма Петрона и Олега - мне страшно. Страшнее даже, чем жить здесь с неграми, входящими в комнату без стука, но с ножом. У меня на это шмайсер есть. 9 пулек - и кому бояться? А то и трехлинеечку заряжу.
        Но все эти игры ушли с нашей юностью. Теперь вот резвлюсь в Техасе, один. А как там мои "ученички", мои мальчики? Сейчас вот Чейгина надо садиться перепечатывать... Работы с томом еще осталось на недельку. А потом дизайн. Но к сентябрю надо бы сдать, а то так и конца ему не будет: память, сдается - бездонная.
        А теперь остается - только память...

И ЭПИГРАММЫ
 

        И конечно, эпиграммы... Ни в одну эпоху без них не обходилось, и ни в одну эпоху - не были они "приличными". А.С.Пушкин /следует тут отметить/ прославился ими - задолго до того, как его имя приобрело академическую известность. Так, в "Российской Антологии (Specimens of the Russian Poets: translated by John Bowring, F.L.S.) и вышедшей в Лондоне в 1821 году /2-е, дополненное издание/ - имени 22-летнего Пушкина не значится, хотя имеют быть Бобров, Костров и Нелединский-Мелецкий, помимо классиков, типа Державина-Жуковского - значит, Пушкин тогда еще не числился в истэблишменте? Еще на западные словесы не переводили его?
Но эпиграммы его уже ходили. Имеем мы их, естественно, большею частию в полных академических собраниях - и даже там все "неприличные" слова проставлены точками либо же черточками. Тщетно бился я в ранней и невинной юности расшифровать пушкинскую эпиграмму на Нелидову, кажись:

Цитирую только последнюю часть, которая запомнилась, потому что не поддавалась расшифровке. Перебрал я все известные мне трехсложные слова с ударением на последнем слоге - ничего не получалось.
        Не там искал. Слово-то было ... приличное. Что при этом никак не меняло смысл, зело непотребный: "И пальцами раздвинет!" По младости лет я, конечно, до такого значения своими силами допереть не мог. Допер уже в зрелом возрасте.
 

       Так вот, чтобы избавить невинных /или просто недогадливых/ читателей от муки поисков подходящего непотребного слова - я их просто печатаю, как они есть. Эпиграмма, ежели она не политическая - то сто процентов за то, что непристойная. Над физическими уродствами издеваются редко: разве уж человек здорово насолил -как в случае с Генделевым. Эпиграммой вышибают застенчивость /у Гурвича/. Но ни полиомиэлитные ноги Кривулина /куда как просится с фамилией!/, ни эпилепсию Куприянова - не поминали. Нельзя смеяться над бедой. И над бедой мы не смеялись. Было написанная "Сказочка про Борю Куприянова" /Мальчик Боря Куприянов поехал в Царское Село. От этого у Пушкина начались эпилептические припадки/. - никого не смешила и, быв написана /откуда и в памяти/ - в обиход не пошла. И не могла пойти: нехорошо.
        Должен отметить, что из всей "Элиты" - не попались на эпиграммы только Кривулин, Куприянов, ну и Юра Алексеев /по малозаметности, скромности и скрытности/. Остальные, даже менее заметные - послужили богато. Кто их сочинял - не знаю. Поговаривают, что переводчик и поэт Витя Топоров/'дьяволоват" - по определению Юлии "и холоден" - из "Дневника"/. Я с ним редко встречался, разве в местах публичных. Эпиграммы на меня - приписываются Кривулину, но пойди, установи!
        Расцвет эпиграммы, что характерно, пришелся на годы расцвета самой "поэтической жизни", в 70-х. До этого, в 50-х, 60-х - эпиграммы писались едва ли не исключительно на членов Союза, и за одну из них /довольно, признаться, глупую и даже не запомнившуюся, на Кежуна/ Васька Бетаки был изгнан из Союза. Но их собирает профессор Е.Г.Эткинд. А вот "полуперевертень" Кривулина "Бетаки - таки бэ!" - прочно вошел в обиход. Не помню эпиграмм ни на кого из "старшего" поколения /вычетом Юпа/, эпиграмма процвела - в 70-е.
        На меня - мне известны две /и обе, похоже, кривулинские/:

       Что точно, то точно: обе верны. Все эти бесконечные Малютки, Леночки Глуховские, Марины, Людмилы, Натальи - давали широкий простор. И стихи, оно "никуды не лезли". Не лезут и сейчас.
 

        Но особо широкий простор эпиграмме дал поэт Олег Охапкин. Он и сам похвалялся, что прозвище ему - "Дон Пердигром", Галушка же окрестила его "спермачом" и "Сперматозавром", чем он немало гордился.
        Но были у него и иные качества /описанные Довлатовым - см./. Отсюда и топоровское /вероятно/:
 

        Стремление поделиться со всеми своими сексуальными проблемами привело к:
 

        На Чейгина мне известна одна, связанная с тем же:
 

        /В предыдущей я забыл отметить, что Охапкин особо увлекался Дантэ и даже читал его в подлиннике. Написано же им - много больше "Божественной КОмедии"/.
 

        По курчавому, худосочному и очкастому Мишеньке Гурвичу - тоже, явно, прошелся Топоров:

        Нескладная длинная фигура Ширали, а также его любвеобилие, отразились в:
 

        На его и куприяновского приятеля Биляка /и его пса "Мастифа"/:

        Должен отметить, что Биляк был удивительно красив и /по описаниям Халифа
- удивительно талантлив/. Мы с ним были дружны, но встречались крайне редко. Он был, как ни странно, очень скромен в стихах и предпочитал - слушать.
 

        И наконец, под заключение, никак нельзя не упомянуть "монстров". Ставшее классическим /и приписываемое Аронзону/:
 

можно цитировать до бесконечности. Знали ее - все. Юп был нашим Фаддеем Булгариным и, естественно, эпиграмм избежать не мог. Остальные см. во 2-м томе. Я тоже попытался написать эпиграмму - но я ж не Топоров и даже не Аронзон! Судите:

Куда ж мне против Марьяны Козыревой или даже собственной секретарши! Не умею я.
 

        А вот эпиграмма на Нестеровского, путем публикации его в журнале "Звезда"
- настигла меня уже в Техасе /путем Гума/. Эпиграфом взят сам автор:
 

        К счастью или к несчастью, мало кто знаком с творчеством Нестеровского, а отсюда и довольно-таки удачная эпиграмма - вряд ли поимеет дальнейшую жизнь и дальнейший ход.
 

        Зато с эпиграммами на Охапкина, Юпа и Ширали - знакомы, практически, все.

        Но в общем-то - не так уж и много, на 20, скажем, лет "литературной жизни".

        Да и эпиграмма уже где-то потеряла свою роль, так, смеху для. И истории.
 

ДЛЯ ИСТОРИИ:
 

        Эпиграмма на Нестеровского - написана самим Геной Гумом /сообщено Гумом по телефону из Нью-Йорка/. А я и не подозревал, что Гена остер на язык! По этому случаю привожу единственный имеющийся автограф Гума: /нет, не привожу -за скудостью сил и места/.

ПЕРВОЕ ПРИШЕСТВИЕ ОТЦА ОНУФРИЯ
 

        Поэзии не до кунштюков? До! Кондратов, Кузьминский, Коврижных - писали кунштюками. Зачем? А зачем занудно вбивать, косноязычествуя, христианство, как это делает Борис Леонидович №2, как тускло, тугодумно, тщится Кривулин, как иерихонской трубой рокочет Охапкин
 

- писал Сельвинский на Маяковского /на двери сортира в "Записках поэта"/.
        Чего-то упорственно поэзию считают высоким искусством. Отдает Каратыгиным, Гюго и Ростаном - подмостки и котурны - медь, олово, свинец - трагедия барокко - а мы похабники и ерники, шуты.
 

        Да и то, по худой МОЕЙ памяти, переврал преизрядно классика русской поэзии Олега

Охапкина. Было: "Дарвин это заповедал нам..." - а дальше не помню, и не "поядреней", а как-то иначе, потому что было: "А теперь чего кобениться, ложись! Та-та-та-та, да пожилистей держись!", после чего следовали заключительные две строчки. Да и где ж мне все упомнить, Олег, на записи у меня /не могши его слушать, запер его - как в свое время и Эрля - в ванной, дав магнитофон и попросив, чтоб "Комсомолку" и там еще чего из моих любимых/, услышав "внутренний голос" /где?/, начитал мне длиннейших и зануднейших стихов, которые он сам, по-моему, не способен запомнить. А "Комсомолку" вот - тужусь и пыжусь вспомнить уже не первый год.

(В исправном и полном виде - текст этот см. в подборке Охапкина, нашелся-таки, в записи его. - ККК.)
 

        Но именно в этом тексте, как и Бродский в "Цинтии" и "Резервуаре", проявился Олег, как поэт и характер, а не занудливый гундосый пророк.
        Представьте себе, на секундочку, что в мире не существует комедии, идут - одни древнегреческие трагедии Еврипида и Фемистокла, Патрокла и Перикла. "Но грэки, як спаливши Трою, зробили з ней - скирту гною... Еней тоди же тягу дав, забравши деяких тронцив, осмаленных, як гиря, ланцив, пьятами з Трои накивав..."
        "Но зла Юнона, суча дочка, розкудкудакалась, як квочка..."

и -    "Зевес тоди кружав сывуху,
         Та оселедцем заидав.
         Вин, сьому высуслив осьмуху -
         Послидки з кварты наливав." -
опять-таки, по памяти и не соблюдая украиньской орфографыи, но помню, ибо люблю.
        Мало резвились мои современники, всё более - пророчествовали. Вычетом начала 60-х - кунштюками и не баловались. Хотя всем они НРАВИЛИСЬ. Но к поэзии мои мальчики начали относиться, как Лео Толстой: полысев, обородев, обрюхатев. Дар это чудно и четко просек /см. его письма/. Я же с 62-го безобразничал с:
 

        Охапкину нравилось. Но сам он такого не писал, полагая это занятием несерьезным. Не знаю таких текстов ни у Куприянова, ни у, ни у, ни у... У Кривулина, скажем, от мало-обэриутства, проскакивали:

        И такой Кривулин мне нравился ничуть не меньше, чем автор "Натюрморта с головками чеснока". Я ему еще предлагал "Дуть" с большой буквы - обозначить фамилией -уж очень она, какая-то, немецкая! Мундштучок же, как и путаница "лопаток" и "гороха" с "грядками" у Пастернака /сознательная, как мне объяснил Лазарь Флейшман/, у меня представлялся курительным, а не духовым /правда, есть еще и лошадиный - но, словом, все смешалось!/
 

        Резвились поманеньку, но в основном - всерьез. О чем и речь в книге.

Разыскиваются, как и некоторая "Центровая поэма", написанная слэнгом фарцни. Нашедших просьба сообщить. ККК.