& mn. pr.

 

 

ЦЕПЬ BРEMEHИ

 

        Привожу факсимильно /за скудостью места и сил/ публикацию - не Левинтоновскую ли? - Алика Ривина в журнале "Современник", №45-46 за 1980, с посвящением "Н.Х." /уж не Харджиеву ли?!/. Кому надо - и уменьшенный текст прочтет.

 

 
К ИСТОРИИ ОДНОЙ ПУБЛИКАЦИИ /АЛИКА РИВИНА в 1-м ТОМЕ/.

 

        Я знал, что Гаррик Левинтон зануда. Я вообще много знаю. Теперь я в этом убедился. Привожу, по просьбе Левинтона, его письмо /местами целиком, местами в отрывках/ от 11 января 1980 г.
 

        "Я думаю, что Кузминский мог не знать о том, что я составил этот текст /вовсе для публикаций не предназначенный т.к. тексты в этом списке очень недостоверные, это был набросок для себя с примечаниями, сделанными по ходу перепечатывания текстов/, хотя, насколько я его знаю /т.е. - о нем, мы с ним не были знакомы/, его вряд ли бы остановило, если бы он и знал. Например, то, что меня очень против него настроило, - это истории, связанные с собиранием им материалов перед отъездом: ряд текстов он увез несмотря на прямое запрещение авторов. Интересно, что он не лучшего мнения о своем коллеге. С Кузминским у меня связываются не слишком приятные, но неотчетливые ассоциации, в общем обвинить мне его не в чем /хотя, если он и поэт, то respectable я бы его не назвал/. В общем я не склонен затевать лишний литературный скандал и вполне удовлетворился бы его печатным извинением."
 

        Он еще хочет извинений. Их будет. О поминаемых "авторах" - см. далее, где Левинтон прекратит жевать свою мочалку и раскроет, э, эстетическое кредо. Итак:
 

        "Я знал, что в распоряжении Кузминского был список Ривина, восходивший к моему рабочему экземпляру. История этого списка такова. В 1972 или 73 г. я получил свод, сделанный по поздним спискам и записям по памяти некоторых знакомых Ривина. Составил его Я.Иоффе, как я тогда полагал, в основном по воспоминаниям В.Е.Шора - отсюда шифр списках B.Ш. в примечаниях к стихам, практически он обозначает тот список, который передал мне Иоффе, к нему же относится шифр Е.Э. /тексты полученные, по словам Иоффе от Е.Г.Эткинда, и К.Ч. - список с автографа, принадлежавшего К.В.Чистову/. Моя работа свелась на этом этапе к сведению этого списка и текстов ряда стихотворений, записанных по памяти моим отцом - к этим записям и относится шифр АЛ /А. Г. Левинтон/. При перепечатке был сделан ряд примечаний, которые вошли в публикацию Кузминского в том виде как были в моей машинописи, т.е. с невписанными иноязычными словами /напр., названием стихотворения Мюссе - кстати, уж это он мог бы и разыскать, не так уж трудно/, недописанными фразами /например, к №27: стр.63, "Время кучером одето" возможно из Пушкина..., я не хотел записывать точную ссылку, не проверив текст - имелось в виду "Ямщик лихой, седое время" из "Телеги жизни" - тем более, что думал одновременно и о лермонтовском "Пленном рыцаре"/.
        /..../ предположение о том, что фотокопия на стр.45 воспроизводит мою машинку неверно, т.к. там ясно читается ошибка, сохранившаяся и в тексте: "Так нам землю надо кохать" - в примечании к №3 - вместо "Так как бога надо кохать" /обыгрывание польской клятвы jak boga koham/ - пишу с маленькой буквы, т.к. Ривин наверняка написал бы так. В остальном ошибок по сравнению с моим текстом я не заметил. Хуже другое - текст этот никак не был готов к публикации, в нем непроверенные, часто сомнительные тексты, записанные по памяти или поздним неточным спискам /между прочим в списках, ходивших в Ленинграде в 70-х гг., стихотворение "Вот придет война большая" имело еще две строфы/. Именно потому, что я знал о существовании этой копии за границей /а узнал я об этом, получив после отъезда Кузминского от общего знакомого копию, восходившую к его копии, и обнаружив в ней свои примечания/, я счел нужным оговорить преждевременность публикации этих текстов /я имел в виду именно этот список/ в своей публикации двух стихотворении Ривина в "Глаголе". Кузминский на эту публикацию ссылается - впрочем, переставив мои инициалы и превратив, тем самым, меня в моего отца, - но предостережением этим пренебрегает, сейчас, когда, готовя сборник Ривина, я работаю с автографами и современными Ривину надежными списками, я вижу, что был прав в этом отношении /между прочим, стихотворение, опубликованное Кузминским на с.67 по другому списку, которое представляет собой вариант двух стихотворений у меня приведенных по №№ 6 и 7 - почему-то он этого не оговаривает - оказывается ближе к авторитетной копии 30х гг./. В целом - очень жаль, что первая большая публикации Ривина основана на столь ненадежных текстах, возможно, в этом есть элемент моей вины, но я никак не предполагал, что мой рабочий материал - сделанный для сохранности в 4х экземплярах, - окажется основой такой публикации. Из частностей добавлю, что непрочитанное слово в третьей строке №8 - "несозданье". №№27 и 28 представляют собой фрагменты из большого стихотворения "Адские частушки", инициалы Френкель /№10/ не Е. а Р.В. /Раиса Васильевна/ - впрочем, это моя ошибка; ничего не зная о ней, я предположил, что Леля должна быть Еленой /подробнее о Р.В.Френкель см. в моей публикации полного текста этого стихотворения, носящего в действительности название "Прогулка к поэме" - публикации сданной в печать в Зальцбургский журнал "Neue Russische Literatur" - м.пр. Кузминскому осталась неизвестна публикация в 1м номере этого журнала стихотворения "Казнь Хлебникова"/ /по списку Н.И.Харджиева с принадлежащего ему автографа - зачеркнуто - ККК/. Наконец, "Рыбки вечные" - это очень сокращенный вариант "Поэмы горящих рыб", он встречался мне в поздних списках, но, возможно, все-таки представляет собой авторский вариант, а не позднейшую реконструкцию; насколько я знаю, названия прочно связываются - первое с кратким, второе - с полным вариантом поэмы."
 

        "Кузминскому осталась неизвестна..." Кузьминский знает, что и фамилия его пишется с мягким знаком /я очень мягкий человек/, Кузьминский все знает. Публикация "Казни Хлебникова" почему-то АлЕка Ривина в альманахе "НРЛ" Лёна и Роз-Мари Циглер с посвящением Харджиеву, и аналогичная же публикация в "Современнике" /но с посвящением "Н.Х." и толкованием слова "тем" в примечании/ и, кстати, ни там, ни там, как и в списках /кроме публикации в "Глаголе"/ составитель Левинтон НЕ ФИГУРИРУЕТ. Так чего же он кочет?
        Он кочет извинений. Цитирую: "Кузминский мог не знать" - и не знал, я думал на папеньку, вполне приличного человека /одессита и "жидка-проныру" по Ривину/, по слухам, автора песни "Стою я раз на стрёме", но даже не знал, что у него есть сынок, нигде не обозначенный. Копии, им самим не проверенные и с пропусками Г-н Левинтон-младший запузырил в Самиздат /уже у меня, по его же словам, была НЕ ЕГО копия/, в чем, возможно, "есть элемент его вины", а я должен "восстанавливать" Мюссе и Пушкина /который, возможно - Лермонтов/. Единственная публикация, подписанная Левинтоном - в "Глаголе", но совершенно бесполезная /из нее я процитировал только кое-какие биографические данные о Ривине, сопоставив с Сотниковой/. Продолжаем цитировать:
 

        "Я в общем саму эту поэзию /современную - ККК/ не особенно люблю. За исключением нескольких человек: Бродского, Бобышева, Наймана, Горбаневской, не люблю я - хотя не могу отрицать явный талант - Лимонова. Остальное, по-моему не поэзия. Что это за поэзия в которой несколько сот имен, поэтов должно быть, ну 10 , ну - 20, но не 200. Сравни это даже с плодовитейшим началом века."
 

        Ну о чем мне, скажите, говорить с Г-ном Левинтоном? Приведя "горбаневско-ахматовский" джентльменский набор имен, он херит: Еремина, Уфлянда, Чудакова, Сапгира, Холина, Горбовского, Рейна - друзей и УЧИТЕЛЕЙ Бродского, но поэтов же не может быть больше 20!
        А в общем - противно. Вместо требуемых "извинений" - привожу письмо его, и слава Богу, что мы "не были знакомы". И сейчас не тянет.
        Касательно же "авторов" во множественном числе, упоминавшихся в первой части письма /чьи рукописи я вывез "без разрешения"/ - "не разрешил" мне - один Бобышев /о чем см./ и был за это с треском выкинут. Но превратился по сплетням - в целый сонм "авторов", защищаемых Г-ном Левинтоном. Которых он не читал...
 

 

ЕЩЕ О РИВИНЕ

 

        Впрочем, на Левинтоне-младшем член клином не сошелся. Есть у Ривина и еще поклонников-собирателей. Пишет мне друг:
 

        "... прервусь, чтобы перекатать аликины, чтобы ты имел о нем представление. За почерк не ручаюсь. /Ничего, разбираю - ККК/
 

 

- - -

 

Погода смутная,

судьба лоскутная,

а жизнь минутная.

Так - марш вперед!
 

Где б ни скитался я,

как ни бросался я,

не доискался я,

кто чем живет.
 

Но под ударами:
одни - железные,
одни - стеклянные,
а третьи - голы.                    

 

/почему-то ударение на "ы" -
 для рифмы, что ли? - Э.Ш./

Грубые трудности -

вещи полезные,

чтоб не беседовать

с жизнью - на Вы.
 

Все мы преступники,

правозаступники.

Врешь - не помогут

и шлепнут в лоб.
 

Лишь бы мы в жизни

не гнили как путники,

а как охотники

жили взахлеб.

 

 

Вот так. Это видимо, песня. Ритм проясняется только к концу. Наверное, пелось на какой-нибудь ходовой тогда мотивчик. /"Бублички", Эдинька, "Бублички". - ККК/. Но Вера Рольник, увы, умерла, не у кого спросить. Ну, второе, под названием:
 

 

ОТЧЕГО ТЫ В МЕНЯ НЕ ВЛЮБИШЬСЯ?
 

Вера, Вера, ты душа,
ты как небо хороша,
у тебя большие очи
цвета самой темной ночи.
Правда, нос неважный очень,
но об этом ша.                               
 

Вера, Вера, о хвала тебе,      
                        хвала!                    
Ты холера, ты дуб, а не трава.

Под таким могучим дубом

чахлые немцы душу губят,

а нам жидам горячим
трын-трава.
 

/Здесь строфа кончается или все подряд - неясно,  вернее, все-таки кончается. - Э.Ш./

 

 

Вот так писали наши предки. Это, конечно, экспромт, все той же В.Р. /Вере Рольник - ККК/. "Немец" ихний общий знакомый, приятель и ейный воздыхатель /кстати, мой тезка/, о нем речь в др. стих., которое - потом, когда уверюсь, что это дошло.
/Письмо датировано 18.3.82, а сейчас уже 13 мая, и антологию уж 2 недели, как надо было сдать в печать, так что продолжение публикации Ривина и о В.В.Рольник - см. уже в 4-м томе, который тоже готов, но нет еще издателя или денег на издание. Так Ривин и будет у меня в каждом томе. - ККК/
 

P.S. Да, учти, что эти два - не самые лучшие из аликиных. Есть и лирика кой-какая, неплохая. Есть и такие вкусности /это - в качестве анонса/:
 

Я Мэри Рид имел во сне.

Вы думаете счастлив?

Не.
 

Она, старушка, когда-то входила в их круг, и тот же Иван Алексеич /надо понимать, Лихачов, о котором тщетно прошу уже годы Виньковецкого или кого еще написать - ККК/. Но это оставим на после.
 

Так, "на после", и остается публикация Алика Ривина. С одной стороны зануда и книжная глиста Левинтон донимает, с другой - Эдик все обещает...
 

А время идет...
 

И письма, со скрипом, доходят: /от 12.6.82/:
 

"Да, я задолжал Алика. Ну вот еще пара текстов.
 

И опять любовь,
опять глаза большие,
как сердца большущие
от чувств.
И опять поэт в своей стихии.
Мимо сердца не промчусь.
 

Это ли любовь?
Одно названье,
это дерзость детская твоя,
детский гнев опознаванья
рыб бесчувственных, как я.
 

Мы живем в своей улитке,

поджимаем к сердцу хвост.

Далеко нам до политики -

десять тысяч десять верст.
 

Ну а вам с своим характером -

ком железной прямоты,
только делать глазки с трактором,
он железный, как и ты.    

 

И от этого реакция

на мужчину хороша -
нуль железного характера

мальчик, детская душа.
 

По-китайски и по-шпански
он умеет говорить,

/или: "трактору",

что, конечно грамматически лучше, хотя хуже рифменно; тут исправлено, но какой вар. был первонач., не пойму. - Э.Ш./

 

 

 

целоваться по-испански, по-советскому курить.
 

Все пройдет, пройдет
быстрей галопа.
Вся уйдет
на всю войну Европа.
И придет к тебе дубовый Степа
от него и от меня.
Выпьет слезы желтый рот окопа
и обнимет тебя толстый Степа,
и заплачет на груди окопа
Сева, сладенький, как я.
 

Мы живем в своей улитке

мускулисты и сильны

от любви, как от политики...

И в улитке пьяны.
 

Ты не плачь, мой мальчик Севочка.

Соль дороже без воды.

Слезка скатится, как девочка

в рот степанской бороды.
 

Мы живем в своей улитке

и на сердце греем хвост.

От любви, как от политики,

десять тысяч десять верст.

 

Кто такой Степа, я не знаю, ну, какой-то приятель, явно. А Сева - это Всеволод Карачаровский, художник-любитель /я видел его рисунки, довольно лихие, точнее - почти профессиональные/, а по профессии биолог, аликин друг, муж этой самой Веры. Он погиб на фронте в войну. Ну-с, перейдем ко второму.
 

Знаете ли вы "тянули",
птичку "сплю",
а также в науке "русский язык"
прошли ли
спряженье глагола "люблю"?
 

Вы что-то не знали,
о чем-то молчали,
Вы ждали каких-то
неясных примет,
и тополи дальние тени
качали,
и поле лишь было
молчанья совет.
 

Когда б под ключом

я с тобой очутился,

и слесарь бы умер

и ключ бы сломился...
 

Панна пены! Панна пены!

Что ты? Тополь или стон?
Или снова бьется в стены

роковое слово - он?
 

Я Мэри Рид имел во сне.

Вы думаете - счастлив?

Не.
 

Вы были дерзкой,

Вы были вдохновенной.

Я был Дунаем,

Вы были Веной.
 

Будь море - чернила,

будь небо - бумага,

написать я не мог бы,

как люблю я тебя.
 

"Вы" он пишет то с маленькой, то с большой; конечно, надо унифицировать. Все стихи, явные экспромты, - некий поэтический штурм сердца. Судя по всему, он сотни написал. Но где они? Вероятно, почти все пропало. Итак, за мной еще два."
 

        "... Как только это письмо получишь, сообщи, - чтобы я был уверен, что не зря перекатывал Алика - уже ВТОРОЙ раз эти 2 вещи посылаю. М.б. успею до отпуска др. В августе будет вероятно."
 

        Семеро одного не ждут. Я жду - семерых, зачастую. И вместо текстов Ривина получаю - послания от Г-на Левинтона, скажем. Или, через ТРИ ГОДА по выходе 1-го тома - запрещения печатать в нем от Еремина-Красовицкого... Через Ефима Славинского и, почему-то, адресованные Г-ну Левину, который имеет к антологии примерно такое же отношение, как я - к комитету по защите прав гомосексуалистов.
 

        А еще 2 текста Алика Ривина - вероятно, будут "в августе"...

 
назад
дальше
  

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2006

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 4-А 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга