Что бы я делал без них? Без денег, без бумаги, без стекол, без ламп - с одними двумя руками... Сделал я выставку художников, 23-х, и понеслось... Согласно предисловию к фотокаталогу, написанному по аглицки под псевдонимом "Igor' Smolensky" /что в переводе означает - Илья Левин, служивший лодочным сторожем на Смоленке/, таковая выставка, "Под парашютом" была открыта "с 26 октября по 1 ноября 1974". И посетило ее "более 500 человек". Предисловие не привожу, не имея на то разрешения от проживающего на Западе автора, но излагаю сам.
        Выставку "23-х" посетил сам херр Нуссберг, с кучей ассистентов, и учинил на ней съемки. По отъезде оставил мне ленинградца Валерия Глинчикова, д-ра инженерных наук, завкафедрой, яхтсмена, фантазера и энтузиаста. Валера оказался находкой. Моя отечественная люстра, светившая двумя лампочками в потолок, давала не так чтобы много света, настольные - заставляли картины бликовать, поэтому, с запозданием, был сделан к выставке фотографов "рассеянный свет". Завкафедрой Глинчиков прислал мне пару лаборантов, с казенной электротехникой и позаимствованным, невем где, почти цельным парашютом. Мальчики быстро навертели лампочек в центре и по углам, затянули весь потолок парашютом /разумеется, в рабочее время/ и удалились. Стены под фотографии заделали серым картоном, тоже где-то спертым, а под Пчелинцева я пустил холст, принесенный кем-то из художником. Из остатков этого холста матушка выкроила мешки для израильского архива, и я их берегу и посейчас. Фотобумага, естественно, тоже была краденая /но этим уже занимались сами фотографы/, а больше аксессуаров не требовалось.
        Гран-Борис /Кудряков/, естественно, свалил до открытия выставки, и я его выставил "анонимом" из имевшихся у меня работ, одну: "Но не насытившаяся" /девица сидит за столом и жрет гантели/, она же и на задней обложке каталога. Остальные - не только не подвели, но наоборот, поднавели еще с собой. Леня Богданов - привел своего друга Анатолия Сапроненкова, кто-то приволок фотолюбителя "Квасова" /псевдоним/, который снимал только руки, нарисовался Виля Оникул, словом, к моей полудюжине - прибавилось еще человек семь. Обычная история. И на выставке художников - к полудюжине зачинателей прибавилось еще полторы, отчего число стало 23. Фотографов же было 13. Включая отсутствовавшего Мишу Пчелинцева, которого я не мог разыскать и представил его работами 59-го года, из тех, что выставлялись в Политехническом /вычетом украденной Кривулиным/. Помимо трех серьезных стен, занятых почти целиком Птишкой, Богдановым и Приходько, Нарышкин насовал чего ни попадя в свой угол /протащил, например, портрет жены - не по качеству, а чтоб на девочек его не грымзела/, пробки Славы Михайлова - пришлось на шкаф, затянутый холстом, а явившийся под завязку Валентин-Мария /самый старый участник выставки/, получил, как и Галецкий до него, во владение - дверь. Свои фотоработы я не выставлял, потому что снимать не умею, хотя и хотел. Но напечатать с моих безобразных негативов никто не брался.
 

        Сделан был и каталог. В декабре-январе посетил меня издатель Карл Профер /изд-во "Ардис", Мичиган/, будучи человеком предусмотрительным - антологии свои я ему не дал, а предложил фотокаталог. Были сделаны и негативы, и дизайн, и обложка /фото Пти-Бориса, шрифты Петроченкова, композиция моя/, и отосланы на Запад. В Вене Профер по телефону сообщил мне, что фоты для печати плохи, отчего издать каталог нельзя. Что не помешало ему - использовать фотографии для своих обложек - альманахов "РЛТ" /"Часы" Богданова/, иллюстраций к журналу "Глагол" /фото Пти-Бориса/ и, естественно, без указаний, не только откуда, но и самих авторов. Об деньгах и не говорю: не заплатил. Так я впервые познакомился с нравами капиталистического Запада. При этом, цвета для обложек подбирал дальтоник.(*)
        По счастью, помимо мелких акул капитализма, меня всегда окружали караси. И конечно, идеалисты. Мечтали мы снять фильмик о Петербурге, с воды, для чего Глинчиков возил нас на яхту /но не на ней/, катал на моторке, а потом я сам нанял одного друга с мотором - уже перед самым отъездом, и взял фотографа и кинооператора. Кинокамера сломалась еще на спуске, на Мойке, и Геля Донской пошел домой. В лодку он всяко бы не поместился. Помимо моей секретарши /объемы см. на фото/, Приходько явился с Веруней, и в основном занят был ей. "Снимай, снимай, вот кадр!" - кричу ему, отпускает он Верунину грудь - "А? Где?" и щелкает, не глядя. Единственный прок - состоялось прощание с "Северной Венецией", всю ночь мотались по Неве и каналам, и дочку свою с ее братиком покатал. Кадров же, практически, не осталось. А вдохновил меня на это - яхтсмен и аквалангист Валера Глинчиков, чистая душа. Сейчас его носит по Балтийскому и Средиземному, открытки шлет, но в Мексиканский залив никак не соберется. Мечтатель, все ищет меценатов - не себе, для меня! Ими - их руками и силами - и делались мои выставки. А на фото их нет...
        Парашют я снял перед отъездом, пыли в нем накопилось... Полгода висел.

------------------

прим. ККК - 2006:

(*) Что я ему – и написал, по выезде (не учтя, что дальтоником-макетёром была его жена, Эллендеа или Элленди, путём которой он молочно побратался – с Бродским…  На чьи до-нобилевские гонорарии – и было раскручено издательство «Ардис»**. За что Бродский обозвал его «гутенбергом», а вторивший ему во всём Серёженька Довлатов – вовсе даже патриотически «иваном фёдоровым»… знаем мы этих тутошних гутен-бергеров… ворьё и гешефтмахеры).

(**) Оригиналами же для репринтов раритетов 1920-х – снабжал его Гелька Донской, библиоман (и самиздатчик, за что – сиделый, изрядно). Сам гутенберг ни хрена не понимал в русской литературе – он её преподавал…

Но никто Карлушу Проффера за это (и за то) не удавил, напротив: помер сам собой, и почётно хоронили, размазывая слюни и сопли – нобелевские лауреаты и попсовики-затейники (с.довлатов). Тьфу!