Гран-Борис на съемках натюрморта. Нева у Смольного, ок.1970
 
ДИКТАНТ НОМЕР ДВА.

 

        Как ни навесть мосты чтоб навестить больную бледнолицую инфанту, для франтов фанты лет в шестнадцать хороши, и шорохи судьбы не растревожат, мораль благих общин не насторожит, а рожи второпях забудут нас входя в предбанник аникин молодой онегин что пушкин сочинил читать пока не мог иль не хотел но разум его смел и как приятны ликом его ланиты иль лолиты дрожь, смеясь смакуя и ликуя восприняла всерьез и вырез закрывать рукою начала и зачала в дубленке. сер гениальный очевидец а может покупной провидец все шалости детей любя весь изойдет в крови тоскуя ликуя и немея тож как мы. вне ясности и простоты, простату очернило раком и тело разорвав собакам невинности могу не снесть, как не принесть и добродетель в храм но хам сожрет и это там.
        Падет крученый лист слеза     кружится в лиственице серой
            запахло серой      опахала нет      бредем по площади беспечно
        запивая       наш именитый вальс.

 

/№4/

 

        Карусели в парке пустом украшали серое небо снизу, в облаках не ища отраженья, по льду газетных листьев шелушенье, неслось, не задевая берегов запущенных прудов. Осеннее пальто ногам промокшим не поможет, и ветер стойбище качает фонарей, лошади и олени, мирно деревянные верблюды весны ожидали далекой, детей чтоб закружить и зазлить визгом звонным родителей своих - бостон и чернобурка, язык детей родителей уставших раздражает, которым разовым повтором фразы -, смотреть ли будем крокодила? мелкой молью мелькнет старушкин редикюль с опущенной вуалькой на лице хозяйки, несущей на руке обломанной роз легкий костяной букет из прошлого столетья. лаковые туфли, импортных авто заедут со скучающим туристом в тупик чужих меланхолических напевов. метлою дворника не машет снег лопатой у, дороги сколоченных из синих пирамид. тапками скользя в лавке продуктов по мокрым опилкам ножки студентки кефиром и, за колбасой, ворота вензелем 1859 боком смолёных узоров скрипнут, кошки грелись на батареях, улыбкой слушая переваренье мышиных косточек и черепов в желудке. по широко засизовой, зовущей скрытый рокот в вальс перевести, шурш шамкает хотьбою мягких льдин реки, забиваясь фольгою медной, латунью дуба листа или настурции ветер бьется. жигались огни лазаретных улиц, окон, домами семьи пили чай, збаранками, оговорить погоду избегая к завтру. звон стакану, ложки пели чайной... полой ломбардного пальто смеялосося оторванным железо, нерв рвя начальнику ремонта.
        реки у самой, метался полосою вдоль реки, неё, усатый черный дым, пах берег. постоянно взгляд стонавливает все на одном, том же - отраженьи собственной персоны будки станции лодок грязной стекла.
 

вторая.
 

забудешь ты мне все равно, что говорил тебе так думал Валентин, и день, забудешь. - солнце светит далеко не всем с веранд полузабытых дач. ладное уединенье романс забытый болтливая гитара напоёт? она уже поёт!
в клетке, под, столом лежит замерзший попугай, с тушкой перьев экзотики родной, похолодевший в январе. играет но тихо гитара, замолкая совсем стремится напомнить себе и вербу, облитое льдом коромысло, и мертвой обладательницы редких перьев. милы ль и музыка и вербы? не отводя с предметов глаз. ответь, отчего звучит так вальс весенний со словами о разлуке, о тропе, "где грустить нам надо меньше". не получилась раннею у нас звезда, но вот с мужским доносится до нас и женский голос. звенят. глухая бабка вёдра пустит за водой качаться с коромыслой. ужели весна снами великими тревожит и бабку, и вербы, и что делают они? бабка воду искать сейчас пойдет к деревянному колодцу, дура всё забывает - замерз он, и пусть вернется она мимо дома, к другому, в конце домов. а, потом, сжимая глухотой, скользь склона верхнюю переползет устало, с ней два больших ведра. она - почему живет, иногда, валентину казалось - она слепая. видит подходит она к колодцу, голос с гитарой песню доплели и дальше... "моя тропа заветная уходит от меня"... замерло. в дрёме полудня - дрянное счастье. зачем, в тысяч раз повторенный символ - там у колодца у колодца люди. где они? нет никого. дом заколоченный и почтовый ящик с торчащим мокрым письмом.
закурю на улице, он выходит, на полдороге вспомнил, оставил клетку с птицей. она необходима ему, как он забыл? возвращается.
 

78952-46777           3-6            72 Г

 
назад
дальше
  

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2006

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 4-А 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга