Играет мальчик у скамьи,
Из сада делает букетик.
Сад осыпает его нимб
Последней
горсточкою лета.
Сад сыплет под ноги беды,
Связав невидимым шпагатом
Любовь и смерть, огонь и
дым,
Садовника с его лопатой.
Скрепляя дерево с золой
Ослепшей ласточки слюной...
Так пахнут птицами листы!
Так пахнет птенчиками пепел!
Так, обеспесеннев, пусты
Деревья! Гулки и отпеты!
Сад терпит.
Сад торопит,
Сад,
Срывая ветхие одежды,
Садовников возводит в сан,
Садовников в садистах держит!.
Звенит последняя оса,
Дымит последняя охапка,
И сад, полузакрыв глаза,
Последней
гусеницей каплет...
Октябрь 1964
ЧУДОВИЩЕ
1
Меня осудит древний назорей
Егошуа, я пережил твой смертный,
отпущенный тебе самим тобою,
Как говорит преданье, возраст жизни.
Я щеки брил и прикасался к мертвым.
Я жил, как все, и погибал, как все...
Об этом стоит рассказать.
Сегодня,
В четверный год последней трети века
Двадцатого тобой открытой эры,
Я не пророк,
творящий чудеса
На горных тропках и больших дорогах,
Целитель прокаженных и
калек,
Осла ведущий в поводу Учитель,
Я - санитар одесской неотложки,
Презренный мортус городской клоаки,
Смежитель
глаз, остекляневших в страхе,
В чумном халате сонный фагоцит,
Чистильщик
смрадных улиц, исповедник
Блатных старух, самоубийц и пьяниц,
Снующий между
городом и моргом
Перерезатель петель, собиратель
Людских отбросов, бинтователь
ран.
Я - человек, заметивший сгущенье
Сил злобы и страданья в этом мире,
Болезнь
добра и превосходство зла.
2
Летя сквозь ночь, нанизывая смерти
На сталь антенны рации, в пропахшей
Нашатырем
и рвотою карете,
Подпрыгивая в такт булыжной тряски,
Гоня зевак от места
катастрофы,
Накладывая шины, протыкая
Иглою вены, замывая кровь,
Я думал о
судьбе объекта чуда,
Рассказанного неким Иоанном
/Глава одиннадцать, стих сорок
три/.
Ты прикоснулся к Лазарю, Спаситель?
Поцеловал его в уста гнилые?
Иль,
может быть, достаточно молитвы,
Чтоб человек воскрес? Шепни ее.
Нет падших,
недостойных воскресенья.
/Я помолюсь, как следует, поверь мне!/
И смерть - не
воздаянье за грехи,
И не итог, а лишь венец страданья!...
3
Так думал я сегодняшнею ночью,
Снуя пчелой меж городской мертвецкой
И смертным
полем города ночного,
Кощунствуя на грани богохульства,
Перемежая мысли и
дремоту,
Плечом с разбега вышибая двери,
Перерезая узелки над ухом
Повешенных,
бинтуя обгоревших,
Срывая провода с запястий черных -
Есть и такой вид смерти, -
добывая
Из самолета трупы...
Бог с тобою,
Господь распятый, среди них есть дети,
Тебе ль не оценить мученья эти?!...
Их
головы на вывихнутых шеях
Закинуты на спины, как у кур...
Ответь, Егошуа! Мессия должен
Нести ответ за все. Никто не ожил.
4
Иль это дело рук того, кто справа
От твоего плеча в тот день кровавый
Встал на помост перед толпой пасхальной
И ликовал, гремя цепями, - он
Чье имя Вельзевулл или Варравва,
Твой враг предвечный и двойник зеркальный,
Сегодня ночью вновь тебя попрал!...
5
И вот последний вызов. В низкой хате,
Беленой синей известью, у печки,
Под
деревенским тканым гобеленом,
На деревянной крашеной кровати,
Негнущиеся руки растопыря,
Лежал хозяин. Под доской иконы,
Чуть видимая в огоньке лампады,
Стояла Смерть - в который раз сегодня!
И обитрала косу. Черт с тобой!...
Здесь делать было нечего.
Я вынул
Два пятака и положил на веки.
Плача,
Старуха подвязала челюсть мужу
И позвала к столу.
Четыре стопки,
Налитые до края самогоном,
Дрожали на замызганной клеенке.
- Чем закусить, хозяйка?...
- Соль да хлеб.
Я выпил первым. Ночь уже кончалась.
В оконце застучало - сыпал дождь.
6
Красавица на буром толстом волке,
Похожем на кота, скакала в замок,
Что вышит
был касимовскою гладью
Над мордой волка-оборотня слева,
И отражался елочною
шишкой
В прелестном розовом пруду, где лебедь
С короною на крохотной головке
Крылами бил среди мясистых лилий.
А если еще пристальней вглядеться
В висящий над окоченевшим телом
Наивный
гобелен эпохи казней,
Колхозного прокрустового ложа,
Процессов над троцкистами,
парадов,
Барачных городов в сибирской пуще,
Легко атрибутировать сей коврик
До
дне в неделе: ведь
между кувшинок,
Колебля отраженье замка, птицы,
Наивный ткач изобразил круги,
Поднятые
невидимым, но страшным
И для тебя, Христос, признайся в этом,
ЧУДОВИЩЕМ из
глубины пруда.
Январь 1973
РУЧЕЙ
1
К любым дверям подходят два ключа.
Порой открыть труднее, чем взломать.
Лечить
куда сложнее, чем калечить...
Так ненависть любви противоречит
В любом деяньи. Бедный человек -
Его судьбу
планирует машина,
Чей принцип - экономное решенье.
Бессмертие - технически возможно.
На месте встречи Прошлого с Грядущим
Заложен грандиозный Колумбарий,
Роскошная
постройка, чье значенье
Есть символ пониманья общей цели,
Основа долгосрочных
обязательств
Высоких Объяснившихся сторон...
КТО НАУЧИЛ МАШИНУ НЕНАВИДЕТЬ?
2
Припоминая стойкость иудеев,
С рождественской звездою на спине
Из гетто в гетто бродят христиане.
И я с одним из них скитался мимо
Стеклянных мегаполисов вдоль мертвых
Исчернажелтых рек, пересекая
Заросшие бессмертником долины,
И год назад набрел на это место.
Меж двух холмов, как бы меж двух колен,
Бесстыдно в небо задранных, зияла
В
земле ужасная дыра, откуда
Свистел, вздуваясь, ледяной туман.
И крикнул спутник мой, взмахнув рукою:
Пред нами ад, инферно, преисподня!
3
В его словах был ужас.
Я смеялся:
Что может удивить тебя, скитальца,
Перелиставшего бестселлер страха,
При жизни
призывающего смерть?...
Мы подошли к провалу. Здесь был слышен
Невидимый, но странно близкий голос
И
плеск, как будто женщина стирала
И пела, пеньем облегчая труд...
В туман вела тропинка. Осторожно,
Ощупывая посохом дорогу,
Мы начали спускаться
в эту бездну,
И оказались через сто опасных,
Слепых, грозящих гибелью шагов
На
плоской крыше глиняного дома.
Хозяйка нам обрадовалась. Жизнь
Ее была еще печальней нашей.
Ее кормил ручей,
богатый рыбой.
В него она закидывала сеть...
4
Зачем я рассказал тебе об этом,
Любимая? Ты плакала, я видел.
Нам голодно и зябко, ты ж привыкла
К подачкам с вертолетов... Вытри слезы.
Та женщина не доверяла жизни.
Жила не помня прошлого, не веря
Грядущему. Не зная
очага,
Сушила на камнях сырую рыбу,
Плела из трав веревки, украшала
Слюдой и
рыбьей чешуей жилище.
Она сказала нам: "Внизу, в долине
Ручей заполнил круглую
воронку
От некогда взорвавшейся ракеты.
Там поселились люди. Я боюсь их.
Мне
нужен муж, но я их избегаю.
Мне кажется, они едят друг друга..."
5
Мой спутник с ней остался. Я ж спустился
В селенье каннибалов и, несъеден,
Был
изгнан ими в гибельное место,
Где жить уже нельзя и людоеду.
Там копошились в ядерных отбросах
Вблизи ракетодрома десять грязных,
Бесчувственных существ, не знавших речи.
ОДНОЙ ИЗ НИХ И ОКАЗАЛАСЬ ТЫ.
НУ что, ты хочешь к ним опять? Прекрасно.
Скажи мне только, кто живет за скатом
Того холма, что за четвертым кругом?...
Я знаю Данта, но не эту местность.
Смеешься? Что ж, прощай, подруга АДА!
Ручей
петляет. Нет пути назад.
1968 |