|
СМЕРТЬ ПОЭТА
Марины умирают тяжко:
Марина Мнишек, Марина Цветаева, Марина Соснора, Марина Приходько...
Еще одна Марина. Что знал я о ней?
Ди-пи, украинка
/западная/, умирала от рака в Техасе. Тоненький сборничек стихов
передала мне от нее Галка Рухина-Попова. Я не видел Марины. По
телефону Рухина говорила мне, что лежит она, что еще, ко всему, ногу
сломала, слаба - в далеком городе Кервилле, и чтоб я написал ей. Я
не собрался.
Я не боюсь СВОЕЙ
смерти. Я боюсь смерти друзей. Марина была поэтом, это было нетрудно
понять даже при моем знании украинского. Украинский я люблю, хотя не
было случая выучить. Так - Гоголь, Котлеревський, Шевченко, Иван
Драч, винничанин Драгомощенко и криворожец Алейников, Ванька
Майданович, львовский украинец, Мирослава Мудрак /Сицкевич/ и
"Мадонна-Лялька" Лариса Андреевна Войтенко, коей я посвятил,
киевлянке и ведьмочке с Лысой горы, всю свою "Вавилонскую башню .
Писано было и на украинском /попытки/, читано тож, немало. Пето и
слышано. Но Марина Приходько - была первым живым украинским поэтом,
и я ее так и не успел узнать. Точнее - боялся. Человек боится чужого
страдания - свое переносится легче. Я подыхал с выбитой селезенкой в
Институте скорой помощи - и веселил девчушек-медсестренок, лежа на
носилках. Свою боль переносишь легче.
Марины я боялся. Я
знал, что она умирает. Потому и перекинул я ее переводы - поэту и
художнику Славе Гозиасу. Еврею. Она украинка. Я русский. Впрочем,
русский тоже относительно: по отцу - из ссыльной польской шляхты, с
примесью незаконных цыганских кровей, по матери - из ярославцев с
примесью евреев-кантонистов. Но разве щирые жовтоблакитнички
определяют кровь? Российские имперцы? Сионисты? "Хохол, жидюга и
кацап" - великолепное трио?
Но нас троих -
объединило слово. Самое нематериальное - и единственное, что вещно.
Итак, еврей переводил украинку, а дирижировал всем этим - "русский".
Почему Марина хотела быть переведена -
именно на русский? Не на англо-американский, язык ее новой "родины",
а именно - на русский?
Ложь - и пан-славянство
/Гозиас-то тут причем?/, и кошерное еврейство в России, и
самостийность - это дела сугубо политические, необходимые и
понятные на данный момент, но - не определяющие - поэта.
Тезка ее, Марина Цветаева, проговорилась: "Все поэты - жиды."
Правда, не все евреи - поэты. Как и не все русские. И не все
малороссы. Объединяет их - слово. То, которое было в начале и будет
- в конце.
В конце Марины - было
Слово. Только словом она жила в последние минуты перед смертью.
Словом жила покойная тетка Танька Гнедич: за пару недель до смерти
написана ею прекрасная рецензия-статья-предисловие о ПОЭТЕ Ширали.
Умирая,
думать - о слове. Спорить о тонкостях перевода. "Меня это
занятие, конечно, развлекает и до
некоторой степени даже отвлекает от ощущения боли, но не знаю как
долго или как часто мне это будет возможно осуществлять", - пишет
Марина.
Потому, помимо переводов, я и привожу
эту предсмертную переписку поэта и переводчика, двух поэтов, как
своего рода поэтический и человеческий документ. А размышления мои -
о национальном и обще-человеческом /поэтическом/ - это так, к слову.
Просто: надо где-то искать украинскую машинку для набора Марины - не
иначе, как в украинском националистическом /политическом/ центре.
Где еще? |
