17 ноября 1982 г.

    Уважаемый Константин Константинович!
 

    Благодарю Вас за предложение напечатать мои стихи в издаваемой Вами антологии.
    Хотелось бы знать, в каком издательстве выходит антология и в каком городе.
 

    Нужно ли мне также ответить на Вашу анкету? Если нужно, то сообщите, пожалуйста, для чего Вы их собираете — для включения в антологию наряду со стихами, или для отдельного издания, или, так сказать, для личного употребления.
    /В личном разговоре, если возникает контакт с собеседником, можно много чего порассказать интересного, но не все подходит для печати. Во-первых, мои знакомства большей частью были с диссидентами, а не с людьми искусства, но как раз на эту тему я бы предпочла не вдаваться в подробности, а только написать, какое влияние в целом это на меня, как на поэта, оказало; во-вторых, для меня очень важно было общение с двумя моими друзьями, которых я, очень приблизительно, назвала бы моим злым и моим добрым гениями, но которых нельзя считать "фигурами" в общепринятом смысле, и рассказ о них не укладывается в анкетный жанр. Не знаю, смогу ли я о них написать, но во всяком случае я не хотела бы называть их имен. В общем, я так для себя решила: я буду писать, как мне угодно и о том, что считаю для себя существенным. Согласны?/
    И — какой крайний срок ответа на анкету? — Мне представляется, что эта работа потребует много времени, а мне приходится заниматься также множеством других дел.
 

    Я шлю Вам 26 стихотворений /1968-80/. Из них 3 стих. /стр.17, 18, 26-27/ печатались уже в "Ковчеге" №6 /в "Ковчеге их было 4/. Из тех 4-х, что были в "Ковчеге", — 3 были опубликованы в журнале "Akzente", №3, 1982, Munchen /а из данной подборки — это 2 стих: стр. 17 и 26-27/. Переводил Feiix Ph. Ingold.
 

    Возникает пока еще непривычная для меня проблема копирайта. Собираетесь ли Вы оформить со мной /и Барским/ договор юридически? Дело в том, что мы хотим публиковаться также и в журналах, которые здесь издаются /а что же делать?! приходится хотеть/, и в будущем попытаться найти издателя на отдельные книги стихов, его и моих. Также будем пытаться печатать стихи в иноязычных изданиях, в переводах. Насколько мне известно, если договор с нами не будет оформлен юридически, то мы вправе будем все то, что будет у Вас опубликовано, печатать в других изданиях, где удастся. Нам, такой вариант подходит. А как Вы считаете?
    /Если же возможно указать в антологии, что копирайт остается за нами, то еще лучше./
    Что касается тех моих стихов, что уже были в "Ковчеге" и в "Akzente", то:
в "Akzente" указан их-ний копирайт, хотя договор со мной не был заключен /но Ингольд, составитель номера — номер весь посвящен русской поэзии — и переводчик, прислал мне гонорар/;
в "Ковчеге" стоит копирайт Ковчега, но оговорено, что произведения авторов из СССР печатаются без их ведома /я тогда еще жила в Союзе, и, стало быть, никаких договоров заключать не могла/.
    /Барский насчет копирайта Вам ничего не пишет, потому что, как он говорит, ему эти дела неприятны и непонятны, и он поручил их мне. Сам он, как Вы знаете, публиковался только в "Ковчеге" — тоже "без ведома автора"; да вот еще на днях послал в журнал "Время и мы" свои визуальные тексты, в том числе и некоторые из тех, что он шлет Вам; в №65 этого журнала в разделе "Вернисаж" были репродуцированы его визуальные тексты по материалам каталога выставки — каталог шлем Вам вместе со стихами./
 

    Теперь некоторые подробности о моих стихах.
    Если для Вашей антологии нужно раскрыть начальные буквы посвящений, то:

/стр.6/ В. — Вилен Барский, художник и поэт;
/стр.12,13/ Е.С. - Евген Сверстюк, украинский литературный критик, арестованный в 1972 г. в Киеве;
/стр.19/ Г.А. — Геннадий Айги, поэт;
/стр.22/ Т. — Тала /Наталия Николаевна/ Раллева;
/стр.32/ И. и В. — Ирма Полтинникова и дочь ее Виктория Полтинникова, мученицы еврейской эмиграции, умершие в безумии в 1979 г. в Новосибирске.
    /Это все люди мне хорошо знакомые — далеким знаменитостям я стихов не посвящаю./
 

    Я бы просила давать мои стихи в хронологическом порядке: так, как они у меня представлены.
 

    Вероятно, Вы захотите сделать отбор, но, на всякий случай, я даю указания по всем тем стихам, при напечатании которых могут вкрасться ошибки:
    I/ стих, "в широких коридорах смерти" /стр.17/: в последней строке "шаг 1" — цифра обязательно арабская /не римское I/;
    2/ в посвященном Айги стих. "вишневой косточкой" /стр.19/ буква-знак в кругу должна быть именно такой: взята из стихотворения Айги /см. Геннадий Айги "Отмеченная зима", Париж 1982, стихотворение "Лес старинный", стр.389/ лучше эту букву сфотографировать прямо с парижского издания; ;
    3/ в стих, "псалом" /стр.26-27/ обращаю Ваше внимание на то, что строка:
— Афон — Афон! —
должна быть напечатана отдельной "строфой", с интервалом над и под ней /не так как в "Ковчеге"; Н.Боков, очевидно, хотел поместить стихотворение целиком на одной странице и "сжал" его/; это стихотворение у меня напечатано на двух страницах — если будете печатать не так как у меня, то прошу Бас учесть, что между последней строкой на стр.26 и первой на стр.27 тоже надо давать интервал, разделяющий"строфы";
    4/ в стих, "в небе" /стр.31/ подзаголовок:
/триптих/
желательно давать более мелким шрифтом, а эпиграф — курсивом;

    5/ в стих, "о том что жизнь" /стр.32/ посвящение:
И. и В., умершим
желательно дать более мелким шрифтом /или курсивом; так, как Вы делаете по всему изданию/; соответственно — и в других стих. /стр. 6, 12, 13, 19, 22/, где посвящения даны только инициалами;
    6/ в стих. "красивый баловень лица" /стр.13/ и "посторонись душа" /стр.33/ у меня знак кавычек не двойной, как обычно: "....." — а одинарный:
'.....' — так иногда делают в современной англоязычной литературе, — я позаимствовала; такие кавычки менее нарочиты;
    7/ в стих. "в снегах исчезающий" /стр.28/ и в некоторых следующих за ним /стр. 31, 32, 33/ есть между словами промежутки в 3 пробела — это так нужно, это знак паузы, визуальной и звуковой; /чтобы их легче было заметить, я их отметила для Вас галочкой возле каждой строки/;
    8/ у меня встречаются скобки; надо их печатать круглыми: (.....) , — а не так, как они получаются на моей машинке: /...../ .
 

 

    Об авторе:
 

    Ольга Денисова — родилась в 1944 г. в Киеве. Закончила Киевский институт иностранных языков, работала переводчиком. Стихи пишет с 1967 г. В Советском Союзе не публиковалась. В 1981 г. эмигрировала. Живет в Западной Германии. Печаталась в журналах "Ковчег", №6, Париж 1981 ; "Akzente", №3, Мюнхен 1982.
 

    Нужно ли раскрывать мой псевдоним. Я бы предпочла этого не делать — во-первых, вообще, а во-вторых, потому что я сейчас еще не знаю, какая фамилия у меня будет к тому моменту, когда выйдет 6-й /?/ том Вашей антологии. После замужества я оставалась на своей девичьей фамилии Клопер /Ольга Викторовна/, а теперь, хочу взять фамилию мужа /как здесь принято/, но оказалось, что это не так просто и если вообще это можно будет сделать, то не ранее чем через год. Так что я не знаю сейчас, останусь ли я Клопер или стану Барской.
 

    Ну, как будто все. Послание "во глубину нью-йоркских руд" вышло у меня длинновато, но все подробности мне казались необходимыми. Если Вас не очень затруднит, сообщите мне, какие стихи Вы для себя отобрали /номера страниц/.


    Всего хорошего,

                     

 
 

 

 

 

 

 

 

 

Ольга Денисова
 

 

 

СТИХОТВОРЕНИЯ
 

 

 

из циклов
 

ФЕНОМЕНЫ

/ 1968-1969 /
 

ПУНКТИРОМ

/ 1969 /
 

ЕЩЕ ЖИВЫЕ

/ 1969-1973 /
 

СТРАНА - СТРАНИЦА

/ 1974-1973 /
 

ПЯТЬ СТИХОТВОРЕНИЙ

/ 1979-1980 /

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

в снегах исчезающий
тонок путь
ветхий   ветром укрытый
сквозь пальцы
сквозь ветки
ветхие   ветер бездомный
и так уйти
наклониться   и долог путь
исчезающий нежен
к сугробам
странник
когда-то жизнь
звезда   и далек
исчезающий в сумерках
след   снег

 

2.1978

 

 

 

 

 

 


боги герои страна террористы
выжжены ваши шаги
на свитке бумаги от края Охотского моря
красный рот нарисован
белые губы ветер сухой выдувают как песню
пыль на дорогах и звон железа по небу солнцем степей
и черемуха пыльная себя повторяя в лицах в усталых подошвах
не знает какие года стоят неподвижно на горизонтах
какие проносятся мимо с толпой
в стенах ступенях стеклах слепого
бумаги строительной неба
 

7.1974
 

 

 

 

 

 

 

когда дерево жизни проступит на скулах страны
- спрячь лицо в этот голос из мрака
в сырую постель ветра и влажных сердец

в остов искомый пространства
 

когда дерево жизни обнимет тебя

коленями жесткими страха

медвежьим столовым теплом
- спрячь лицо в дымные речи
юродивого - снег и татарская черная кровь

шинель - и пять черных утесов

сила бархатная великих вельмож
 

столетий падающих постамент и лапа

пылающая шерсть

костра и брата скулы
 

12.1974, 2.1975
 

 

 

 

 

 

 

     / моление о чаше /
 

                            Т.

 

ладонь чернильная
лицо обито кожей
вот почему их лица горемычны
вот почему раскрытая ладонь
цветок лелея гвоздь
утопленницы пальцы швеи
любимые судьбой
 

и - десять рук слюду царапающих
лица голубые
или - кровь небесная в болота тихо сходит
на площади темно и люди
 

и птичьих голубых чернил не видно на стене
на лестницах толпа - деревья неподвижны
отмечен ли ударом висок
наполненный — кого минует
кто не пил с руки ее
горячий прах жизнь горькую
в ручье небесном
 

5.1975
 

 

 

 

 

 

 

рожденные в земле комки
и в свете влажные сухие глины
ты говоришь ты умираешь
шаги не спрашивают
голова седая
и тело влажное тебя раскроет
в комках на огородах
бегущих топот
в разбухших глинах ночь
дороги черные тебе открыты
вздуты горизонты
и черные струящиеся зерна
ветер гонит
переливает ночь
 

10.1975
 

 

 

 

 

 

 

                        Г.А.
 

вишневой косточкой
коленями в земле
в кустах как будто
в чаще слов своих святой
лучу горящий и шепча приказывает
себе гореть
как взвешивает тяжесть мира и хрупкость войн
и лица закрывает пятерней
и открывает лица керосинным чадом
лучиной славит
огня узлы свивает бормоча
шаманства лепестки послания и ветки кислые
и ягод вкус медвежий
пылинкой на весах
кричащих ртов сбирает в горсти шепот
в луче клубится его лица и неба
под лампой камеры один один
 

5.1974
 

 

 

 

 

 

 

       botanica
 

источник железного корня
раскроет тогда
пепел растения
свет отстоящий не трогает сквозь
неживую минуту застывших движений они
не зная иного кроме зеленого
в пучках окончаний резных
опора темноты внутри
сквозных на ветках очертаний роя
со всех сторон направленные
острия молчат
взывая цветом
отпусти тогда
нить тянущую жизни
печать ствола серым выкованную защиту
льнущего к другому
в снах своей наготы
прими
и отпусти
 

5.1968
 

 

 

 

 

 

 

        /облако I /
 

голая кожа
воды
собирающейся плодами
размытыми
там наверху
будущего действия
косые линии намечены для струй
венчик атаки стремительной
вокруг
нежного нёба как девушка
свернувшегося
отверстие вздоха светлеющего
так углубляется прочь
уступами уха
иглы вокруг
тяжести себя
держащего
 

7.1968
 

 

 

 

 

 

 

                        В.
 

в стене единичный поиск
мира
на виду двора и всех
отсюда в глубину
не-нашего версаля
где ты тебя
и я себя
не вижу
в двойном кругу во многом круга уменьшенье
обратный ход бинокля глаза не его
не-зеркала не-нашей жизни
расхожденье вен
спирали венценосцев личинки муравьиных качеств /кислоты?/
и невесомость личности скитальца
по очереди дверь
что много раз в стене
давления двойного пресса
держит здесь
а теперь нигде
 

8.1968
 

 

 

 

 

 


кругами чаши каменная влага
наполнен сон земной
рассеянно вода глядит и забывает
 

кругами камня стынет память

о темноте шагов

крылом темнеет воздух
 

прерывистую нить
гнездо из капель ржавых зеленое
разбрызгивает птица
 

в окружность стен стекая с высоты

себя забудет небо

оглянулась еще раз тень
 

6.1970
 

 

 

 

 

 

 

мраморно дерево камня
крик картавый из горла
росчерки птиц на воде
ракушка розы сонно живет
как крепость облизанная временем
дремлет птенец в яйце
каменной птицы столетий
рождается долго
во сне желтого времени винного
струи горячие лижут солнечный блеск
горькое море зеленое тонет
тает вода в горле горячем
 

6.1971
 

 

 

 

 

 

 

вот колымага
коричневая соль качающейся жизни
держи шаги мои
пятнистые
асфальтовое дерево-качели
баюкай проходящих
дрожащим говором мы кубики дробим стекла
напамять карамельку гложем
мы заворачиваем листья в волосы
заворачиваем воздух
сегодня мы далеко ушли
 

6.I97I
 

 

 

 

 

 

 

козленка лоб шершавый под рукой
перемывает время вены
переливает дождь
листву из серых снов стеклянных
рассыпан север в клювах птиц
крик долгий горизонта
как удивленье белого над голубым
горячий лоб козленка возле камня
шершавых гор плечо объятье длится
как горький круг воды у горизонта
переливает время кровь
а здесь
перемывает дождь
песок на серых пустырях сонливых
 

6.I97I
 

 

 

 

 

 

 

                               Е.С.
 

уговаривал голос
что вдоволь еды для клыкастых
что черная ночь жирный свой лик отпечатала в нас
что тлеет сокровище в язвах лица
 

осколок
ты всего лишь осколок от камня бросаемого
ты падаешь раньше
 

уговаривал камень
что есть голоса выползающих луж
что слепой паутины касанье ложится
что пила рассекает спокойствие воздуха
 

сине-свинцовых голов
облака неподвижны
тебя уменьшают брови сведя
 

12.2.1972
 

 

 

 

 

 

 

                               Е.С.
 

красивый баловень лица
погладить можно ветром или взглядом
теплой кровью вечера одеть
живое тело
стоном не ставшее еще
 

а ты сокрытый камнями бульваров
пленник
под кровью вечера твое дыханье тянется
ты духом стал напоминаньем страхом
незрима смерть седая голова незрима в небе
 

кирпично-красных слов узлы руками греем
гладим языками лижущими
мякоть жизни алкоголя сердцевину
и кровью голубей облиты продираясь сквозь листья
среди деревьев сталкиваемся и у стен 'о боже' шепчем
 

а тех далекий шепот дым развеянный
глухие гимны
частоколов зов
где пылью стелется и застывает
наскальных обликов толпа
 

8.1972
 

 

 

 

 

 

 

закроем плотно двери
вспомним жизнь
она казалась шорохом прогулки по руке протянутой навстречу
под кожей таял снег
кружилась кровь
по улочкам по лестницам соленым
деревьев мысли хранились в дыме холода
 

теперь измерим взор
раскрытых век
поземку шороха по сводам роговицы
по углам чердачным
хранящим пыль и шум
стиснем
тишину глухую плоти
крошащийся орех
 

1973
 

 

 

 

 

 

 

останки мраморных балов
прожилки горностаев в желтом камне
прах
ступени
небо
зияющее
столетий русских
император б ы л
 

останки мраморного бала
желтый прах
ступеней поцелуями затверженных
зияющая лестница
легенда
дерева сухого
ни солнца нам
ни ночи
ни тепла истории горячечной убийств
пенька веревки
ветра свист
одежд парчовых мертвое сиянье
 

"Строитель яростный бестрепетной рукой..."
 

а ты считай ступени
слушай свист
растягивай за горизонты пряжу
пеньковых снов дневных
 

прожилки крови в колесе дорог

идущий гложущий железо кость и камень
 

а ты танцуй на мраморных балах
в сугробах пожелтевших
в руках Строителя страница белых дней
рассказ затверженный
 

в широких коридорах смерти
проситель конквистадор муравей
сверкающих гробов
отмычки пробуя
"смешок" сказал он
"а теперь болит"
и - "выход здесь"
 

лежащий навзничь
 

и узел развязать старался
розы мускул
простыни заката острый край
дымился меч
прорыты ходы
юноши бегущие в метро никелированные боги
 

тугая дверь
и липкий запах свой он узнавал
и плечи руки рты
бегущих юношей
и медная сверкающая кровь
в широких переходах смерти
шаг 1
 

2.1974
 

 

 

 

 

 

 

масонство слов
сырая куча жизни
оскал зубов в земле воинственного племени побед
шумящие знамена зреют в тишине
качают лютики пронзительно глазами
над пылью сукровичной пламени
 

и однако всё же где-то кулак сжимает живую шею
и мышь пищит
и серое пальто мышиных кож одело плечи мира
некий лоб роняет капли думая
и коридоров брешь как сутки лазарета
протянет ослепит прошьет
 

равнина пыли сукровичных лет
кровавый ночью лес и лес костей и крыльев
уходят в землю времени доспехи доски
о братья петухи о красная семья сращенных братьев
невидимого крылья режущие из земли растут
 

4.1974

 

 

 

 

 

 

иволги черной стрела
как ее ты узнаешь
ростки словарей бледнолимонного неба
отдаляются лица
кто прочитает
крупнодалекие гласные
зимы народов
пургу локтевых выражений
он хмурится он замышляет удары ногой признаки жизни
в подбородок левой удар
далекого гласного
жилосплетенья зимы
какое быть может подошвами мы отпечатали
числа дня взорвав
и иволги черной метанье в зрачках и сорванных буквах
круг ветра крик солнце засеяло
и вот на земле или в щебне
или это изгиб облаков колебанье стрекоз
солнца копье тебя нанизало удары ногой
время сгущается в ком кровяной
капает сверху уходит сквозь щебень
отсутствует иволга ярко хрипит
ты просишь пощада живешь
 

12.1975
 

 

 

 

 

 

 

как черный водолей мешает струи

времени и лица почернев

объединяет взглядом прошлого

скромно тают жизни в метро

зеленая ветка обуреваема запахом
                                но
кто измеряет числа
вот поезд стремительный в темных числах

и лица стоят в желании жить
волны волос оставляя потомкам и гладкую кожу детей

о прошлом мечтая струит водолей каменный поезд потомков

потных и дышащих облаком славы

как кони горячие служат кровью годам

а облако в куполе мнимом дорог

стояще-стремительных линий отсчета

для тающих взглядов в метро
                           но
в зеленую пыль ветка стремится

в красную пыль кровь лошадей

в черную пыль водолей

белым сверкающим облаком скрыты мы от себя
 

16.4.1976
 

 

 

 

 

 

 

                 псалом
 

что впишется в пропасть между сиянием света и этим

грохочущим грузовиком?
 

линии света, дуги света, круги света
 

что может пыль, покрывшая кабину и стекла грузовика? -

- комья пыли, хлопья пыли, долина пыли, пыль лохматая,

растущая как волосы на теле - голова в развевающихся

языках пыли
 

есть дитя с голубыми глазами, с серыми глазами,

с золотыми глазами - кажется, девочка
 

есть леса как зеленая страна облаков - многоразличны их

круглые формы - к ним еще приблизимся
 

- есть мозг спрашивающий, спрашивающий -
 

- текучие линии звука, грохота, автодорог, слепящие

стекла многоквартирного дома - о, белый голубь! - где? -
- везде - и кафельные плитки тысячекратно сверкают

тебе в глаза
 

поток зеленый, синий, красный, черный - есть время

полдня между землей и небом - белый поток
 

- Афон - Афон! -
 

зоды, леса, прах и кровь - чаша и безмолвие - и крик

птицы - игла, меч, столп света, сияние
 

- есть молнии и слезы — есть прекраснее глаза —
- есть улыбка - есть радуга - есть облака
 

- есть блаженство
 

есть точка в мире, дающая взгляд - не дающая взгляда,

отнимающая зрение, отнимающая разум - есть точка

в пыли, в земле, в стекле - в зените, - в голосе, -
- на острие ножа
 

что может пыль, покрывающая лицо - покрывающая губы,

покрывающая волосы, покрывающая глаза? - клубы пыли,

тучи пыли, стены пыли, пустыня пыли
 

- вот облако, вот голова - с гневными глазами,

с прозрачными глазами, с золотыми глазами -
- Тебе Господи!
 

8.1977
 

 

 

 

 

 

 

поет ворона:
душа, дитя,
как много песен в горле
изрытом нищей жизнью
в горле ветер сквозит сырая яма
- сегодня у нас снега
твоя гладкая, дитя, твоя сырая
твоя нежная - сегодня небо у нас
мое горло изрыто песнями о тебе
о прикоснись! - сегодня ночь
душа моя уйдем
уйдем уснем
 

2.1979
 

 

 

 

 

 

 

               в небе

             / триптих /
 

                          Но дай мне имя!
                                       О.М.
 

безутешны безудержны плача

сплетаетесь так

имя утратив

Лейлы Лейлы
. . .

 

в просвете   горячими пальцами
гладить
место звука
как это было? - дышать
в лазури
ладони сближая как облака
. . .

 

отдельно сердце
капля гладит каплю
холодную
вопрос   ответ
как будто хочешь дно от свода отличить
в далеком - о
как имени остаток
здесь
 

8.1979
 

 

 

 

 

 

 

                    И. и В., умершим
 

о том что жизнь
белая стена
как лоб монашенки
пропала пропала
и око черное   и плат
и волосы растопленные жаром
ресницы смежив   чудное тепло былого
взгляд   что белая стена
у стен былых
подворье   небо у земли   одежды холод белый
и ветер носит смерть далекую
покров тончайший
о не коснись того что видишь
тех куколок в белом
в паутине застывших
в пространствах   стены пустыня
 

12.1979
 

 

 

 

 

 

 

посторонись душа
красавица
включи тот свет
которым две слезы
сверкают
нить прерывается в далеком поле
луч косой   последний будто бы
как солнечно прошедшее
как золотисто 'было'
и серп сияет - то ли лето? то ли ли
в небе осеннем
 

в небесном
две слезы
по ланитам
волосы
дымятся
косы снопы облака
рукавами   закроешься
хлынут складки
небесная дева
буря в лазури
о! — тишина
 

то ли осень
вспомянется все
все короче прерывистей нити
прозрачные девы уносятся за горизонт
мелькают у края
скоро седая богиня лицо откроет
невидящее
что 'есть'
две капли
падают
не исчезая
 

18.10.1980
 

 

 

 

 

 

 

            туалет теплота искренность
 

такая теплота такал искренность в туалете этом  такая

естественность   все так просто душевно   заходите

входите   да вот сюда сюда   без пожалуйста   одни

интонации   атмосфера   жесты легкие полные любви и п

онимания   главное понимание   электричество светит н

еярко тепло   тот кто приглашает неописуем   это атмо

сфера    оттенки   тонкости   но без холода без жестк

ости   душевность   нечто противостоящее официальному

стилю   стилю вообще   эманация теплоты    вибрации д

ушевности   хотя жесткость есть   есть и углы и грани

    пластика   определенность   но все это как бы вби

рающее а не отталкивающее   принимающее   живущее что

бы принимать  способное легко вдавиться и так же легк

о вернуться в прежнее состояние   взаимодействующее в

полном смысле этого слова   дающее ответ

все немного отдалилось уже   чуть угасло   но ты еще

в
 

8.1977
 

 
 
назад
дальше
   

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2007

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 3Б 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга