Борис Тайгин за 20 лет /50-е, 60-е, 70-е/

и его издания /Издательство "Бэ-Та"/

Общее фото Г.Приходько

        Борис Иванович Павлинов /псевдоним - Тайгин/, род. ок. 1937, писал стихи под псевдонимом "Всеволод Бульварный". Году в 56-м он схлопотал 5 лет за "музыку на ребрах". В те годы популярная западная музыка /Радж Капур - песни из к/ф "Бродяга", Поль Анка и т.п./, а также запрещенные русские авторы /Лещенко/ распространялись на черном рынке. Сырьем для записей служили рентгеновские снимки, откуда и название. Боря в финансовой стороне дела не участвовал. Он ... собирал Лещенку. Однако срок дали и ему. В последнем слове подсудимые каялись, обещали заняться полезной обществу деятельностью, встал коротенький /и тогда еще красивый/ Боря и сказал: "А я, по возвращении, первым делом займусь восстановлением фонотеки, зверски уничтоженной сотрудниками угрозыска!" Зал полёг. Боре чуть не вкатили еще. В лагере получил специальность машиниста паровоза. Но это не пошло ему на пользу. По возвращении /кажется, тогда/ поступил в семинарию, откуда выгнали за полную неуспеваемость /памяти у Бори - никакой!/, затем /или до того/ работал водителем трамвая. Но недолго. Однажды, возвращаясь ночью, не захотел ехать через Дворцовый мост - далеко, развернул трамвай-двухвагонку по противоположным путям и погнал через мост лейтенанта Шмидта в парк на Васильевском. Двери не открывал, чтобы пассажиры не повыпрыгивали и "не поубивались". Так и загнал по Среднему в парк. Когда его спросили - зачем?, ответил - а я, говорит, еще не видел, чтобы трамваи столкнулись! За это попал на год в дурдом. Диагноз - шизофрения. По и дурдом не помог. Заннялся Боря вплотную поэзией. Сам написал несколько сборников стихов: "Под сурдинку", "Асфальтовые джунгли" /изданный в Швеции/, неприличную поэму "Фауст и Гретхен", но главное не в этом. Еще до встречи со мной в 1962 году по весне, издавал своих приятелей. На машинке "Колибри" /она цела у него и по сю/, которая берет от силы 3 копии, одним пальцем /!/ сделал более 40 сборников Глеба Горбовского, с ним мы сделали первый сборник Коли Рубцова "Волны и скалы" /обложка Э. К. Подберезкиной/, с ним и Гр. Ковалевым - "АСП /антологию советской патологии/" в 1962 году, и первый сборник Иосифа Бродского, вышедший за границей /в США/ в 1964 году, сразу же после процесса, с добавлением "камерных" стихов. Несколько моих сборников, сборники Станека Киселева, Боба Безменова, Боба Бирюлина - всех не перечесть — и все это — одним пальцем, на машинке "Колибри".

 

        Тайгин, душа святая, святая простота - свято чтил "авторскую рукопись". Можно было дать ему рукопись с орфографическими, синтаксическими и прочими ошибками , но с подписью "правлено автором" - и он перепечатывал — буква в букву — изредка удивляясь: "А что, КАРОВА здесь пишется - через А?" Или мог позвонить мне в 2 часа ночи: "У тебя тут ДЕРМА без мягкого знака напечатано, что, так и печатать?" Так, говорю, и печатать - чтоб тверже было. Успокоился. Единственный был у него дефект - нежно любил восклицательные знаки. В своих стихах иногда до четырех подряд ставил. Я ему посоветовал все восклицательные знаки из сборника вынести в конец, в отдельный стих - в аккурат хватило бы! Способен был высчитывать буквы и буквовки для расположения - за такую вот печать, как у меня /правые поля/, Боря очень долго бы меня укорял. Злым я его никогда не видел, сердитым -тоже, пожалуй, нет, хотя сам материл его на все корки за какой-нибудь безвинный грех. Глеб Горбовский его очень полюбил - и есть за что! Кто еще на весь Ленинград, да что я — на всю Россию! - сидел так, перепечатывая тысячи страниц одним пальчиком - и не за деньги, не за копейки /на чем, говорят, погорел Алик Гинзбург/, а так - за любовь к поэзии. И если Боря чего не понимал - в моем, скажем, творчестве - то уж чувствовал-то он безошибочно! По мне он много лучше иных эстетов /вроде меня/. Бродского он не полюбил, но преклонялся. Даже стихи посвятил.
 

        Его издательство "Бэ-Та", названное так по моему совету, функционировало активно где-то 5 лет /1962-1967?/, а потом Боря устал. Он по-прежнему любил и собирал Глеба, по-прежнему любил меня, но став киномехаником и работая по вечерам, почти не имел уже времени на поэтов. И как-то отошел. Да и постарел тоже. Но те сотни часов, просиженные за машинкой - одним пальчиком! - навсегда останутся в моей памяти. Я ругал его, чуть не бил - а за что?
 

        Толстенький, коротко стриженый, с полным ртом золотых зубов /"Если у меня заболит зуб, я иду к врачу и говорю: — Рви, и ставь золотой!"/, в обвисших брюках, с толстым потрепанным ученическим портфелем, в котором аккуратно - по папочкам - сложены рукописи, всегда аккуратно закутанный в шарф и при перчатках - надо же заботиться о своем здоровье!, всегда точный - минута в минуту, Боря был бы идеальным директором любого издательства. Да он и был им.
 

        Пусть - тираж изданий "Бэ-Та" не превышал 3 экземпляра, как сказал Галич: "Эрика берет четыре копии, это всё - но этого достаточно!", так же и Тайгин с его НАБРАННЫМИ аккуратненько сборничками - по 10, 20, по 30 страничек - останется в истории русской поэзии - благодаря этому предисловию, хотя бы.
 

        А он еще и поэт. Поэт небольшой, но чистый, наивный /а не редчайшее ли это качество ныне?/, поэт где-то примитивистского плана, как Руссо-таможенник - да и по характеру он такой же. Здесь представлены его стихи из антологии Живое зеркало /второй этап ленинградской поэзии/", сделанной без него, но во многом - именно благодаря ему, В плане издательском - он мой учитель.

 

        Вот его стихи.