ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Чаша

О чем говорить, если сказано все.

О чем, если чаша пустая,

Полная когда-то вином,

Золотая.

 

 

 

 

Икона

Вернуться в Никольский собор,

Десять лет прошло с тех пор.

 

Вернуться в Лавру —

Где Матерь Божия в одеянии славы

 

С младенцем

Под сердцем

В кругу заточенном.

 

 

 

 

Палата

Слышать зловещие гудки санитарных машин.

Жить в лесу человеческом.

Умная статуя смотрит на лампочку.

В дурдоме тихо.

Читаю Плотина,

Живу с гностическим страхом —

Автобус на шоссе к психиатрической больнице.

 

 

 

 

Мало помнить

Мало помнить

Витражи света и крыши под полуденным солнцем.

Верхний этаж. Раскрыто

Окно. И нет никого.

Только бы где-нибудь встретить искомое существо.

 

 

 

 

Сон

Спать и смотреть на мир сна

Широко раскрытыми глазами.

Вот церковь видна

С тремя куполами.

 

 

 

 

Страх

Что ни напишешь, то суетно.

Астры неодушевленны.

Падают листья с клена..

Улица.

 

 

 

 

Эмигрантке

(после прочтения Ахматовой)

Память — о чем?

Снится Париж. Земля под ногами.

Ты говоришь.

Стихами?

 

 

 

 

Письмо

(сон)

Мне снилось...

Фет

Принеси же мне ветку клена...

Ахматова

 

Мне снилось, что я вернулся домой,

И мать мне прислала орешков,

И на конверте надпись:

«Серебристый бульвар».

 

 

 

 

* * *

И вот я снова один.

И что было за день — как будто не было.

Сколько лиц улыбалось, смеялось и пело в дневные часы,

И даже кажется: на повороте улицы я видел ангела.

 

Из цикла «Возвращение»

Июнь 1984

 

 

 

Звезда

Я пересек речку мертвых, а может — живых

И долго искал следа.

Морской песок, но все смыло море.

Лишь сигарета «Вега» тлеет в траве.

 

 

 

 

* * *

Щебет птиц не наполнил меня

За стенами, за окном.

А здесь квартира в форме трапеции

Полнится кувшином-сном.

 

 

 

 

* * *

...до чего они венозны.

О. Мандельштам

 

Толпы. Вздымается грудь. Торопливость.

Спотыкаюсь на каждом шагу — толпы, транспорт.

Перейду улицу по льду

И войду в подворотню раннего утра.

 

 

 

 

* * *

Решетка ограды в точности повторяет узор воды.

Огромный черный зрачок — нефтяное пятно.

Мусор. Грузовик. Здание —

Бывшая дача,

Где окна блестят на солнце.

Из цикла «Город»

Июнь 1984

 

 

 

 

* * *

Словно бы не был в пустом доме,

                                  где пахнет лекарствами и краской,

Но точит мысль,

Что вернусь туда через две недели, шепчет: «Обернись».

Уйду на болото, где спасенье

Распустилось горизонтом.

Из цикла «Вечером»

Июль 1984

 

 

 

 

Дом престарелых

(впечатление)

За нежной желтизной стены

Живут старухи.

Бледные мухи

Между собой дружны.

 

Кивают головами церковные бумажные цветы.

Служительницы в белом строги.

Проходят по дороге

Машины среди тишины.

 

Сколько смертей смерти второй

Красные лилии обходят, их запах,

Возникают из стен с пряжей-судьбой,

Ждут женихов, трубного гласа.

 

То смерть проглянет в лице —

Суетливость жизни небывшей.

Служители загонят их внутрь,

Чтобы не пели.

И останутся красные лилии

И просторный парк без цели.

 

Официальный, правительственный цвет шалаша,

Койки, койки, койки,

Где старухи стойки

К холодам

И безразличны к саду.

 

 

 

 

Прогулка

Только часы, светофоры на всех перекрестках.

Вспыхнет зеленый и можно пройти

В эти дворы, что покрыты известкой,

В эти дворы, из которых потом не уйти.

 

Пыльным проспектом долго гуляя,

Ищешь скамейку и садик, где покурить.

Стены к лицу прирастают.

Тянется память-нить.

 

 

 

 

Бабочка

Гляжу на небо. Распускаются глаза сами,

Словно два георгина.

Может, виною тому движение тучи,

Что толкает глазное яблоко к переносице,

Где сидит бабочка.

Не спугнуть бы ее, не спугнуть бы небо!

 

Из цикла «Дом престарелых»

Июль 1984

 

 

 

 

 

* * *

Мрачный дом.

Врач-паук и больные мухи.

Служительницы в белом — уши слонов.

Не вскрикнешь.

 

Льется нектар лекарства в позвоночник

И, пьянея, голова валит деревья волос.

 

Врач задает один вопрос:

«Сколько летом кровь холоднее?»

Мухи-рыбы выплывают из ворот.

 

Карточки больных под трупами рук служительниц

Нумеруются по районам.

 

Муха-алкоголичка обхватила лапками иглу шприца,

Никнет под салютом прощальных слов.

 

Врач — две брови — ноздри

Делает игрушки.

Пурга метет в истории болезни.

 

А на улице расцветаешь пьяным прохожим,

Хватаешь спички из рук прохожих,

Ломая пальцы в суставах.

Кланяешься полуприкрытыми веками каждому.

 

из цикла «Мрачный дом»

Август 1984

 

 

 

 

* * *

Идти по проспекту,

Наступая на ноги влюбленным парам,

Наклоняться под ударом

Солнца.

 

Глоток вина, словно луч солнца.

Руки тянут стакан к лицу.

Зубы кусают стекло алкогольной влаги.

 

Шипы привкуса оставляют наедине со стаканом.

Какой он круглый, безгранный,

Словно влага, что в нем.

 

Ладонь обхватила прозрачную сферу влаги,

Которая шипит в горле проглоченной аистом змеи.

 

За окном мороженицы силуэты ничьи,

И у пьяниц глаза земли.

 

По залу скачут белые кролики — посетители едят мороженое.

 

Пьяные вырванными корнями лип смотрят в небо.

Рубли застряли в морщинах лица..

Проступают водяные знаки.

На асфальт падают окурки, глаза, прически.

 

Из цикла «Пешеход»

Август 1984

 

 

 

 

* * *

В комнате, где пахнет жильем,

Круглые даты —

Поминки, похороны. Солдаты

Глядят со стен, с фотографий.

И вода тела в кровати.

 

 

 

 

* * *

Запах августовского сена щекочет ноздри-кувшинки.

На окне молока кринки.

Запах продуктов из сельского магазина рассеян по горизонту.

И еловые зонтики

Над грибами-горожанами.

 

 

 

 

* * *

Стога у голубой реки небес.

Лес,

Словно журавль в небе.

Здесь приятно думать о ночлеге.

 

 

 

 

* * *

Здесь шум деревьев, меня приветствуя, скользит мимо сознанья.

И даже лица фотографий из соломы революций,

Которые словно гром.

 

 

 

 

Бося

В подполе живность — крысы и куры.

Следят за коршуном куриные глаза-авгуры,

Копошатся клювы

Во внутренностях-червях.

На печи лежит кот-монах

И точит об угол печи острую саблю-ус,

Мурлычет песенку: «Я мышей не боюсь».

Кота зовут Бося,

Белая мордочка и черный хвостик,

Нежненький и голодный,

Щурится от солнца рук, когда его гладят.

Все это про кота теперь записано в тетради.

Кот щурится: «Мяу! Подайте, Христа ради».

 

Из цикла «Анциферово»

20 августа 1984

 

 

 

Цитаты

Когда стихает «трескотня революционных фраз»,

Из комнаты орава коммунистов убралась, —

Я думаю о воздухе прохладном,

Пчелином, гулком и лампадном.

Спорили о Есенине

До посинения,

До пчелиной, синей жилки у виска.

А за окном текла река

Вечера воскресения.

Когда один, такая тишина,

Мерцают в омуте головы подушки-уши.

Видна спина,

Готовая пришедших в гости слушать.

И хочется мне наступать на лужи,

И чтоб из горла выросла сосна.

Но не со мной случались разговоры,

Лились расплавленною сталью коридоры.

Со мной случилось лишь паук-оцепенение.

Из темени душа уходит жить во времени.

 

Из цикла «Чай и кофе»

27 августа 1984

 

 

 

Микути

(сон)

Мне снились черепахи «микути»

Кислосладки на вкус.

Глаза, как шарики ртути,

Но отвращенья боюсь.

 

С этим сном я проснулся.

Вечер висел в окне.

И прямо с чайного блюдца

Пила бабушка чай под луной.

 

Я долго лежал в постели

И повторял названье

Черепах на лесной прогалине.

 

А потом я тоже выпил чая

И снова лег, но уже не печален.

Окно без занавески,

И небо — в ухе солнца подвеска.

Из цикла «Букет рассказов»

Август 1984

 

 

 

Ушли

Стукнул бильярдный шар, хлопнула дверь.

Все стихло.

Все ушли,

Оставив чисто убранные столы,

Помидоры на чайном блюдце.

Не вернутся

Из мглы.

 

А я лежу и читаю книгу.

Переворачиваю страницы — сдираю кожу с апельсина.

 

Слов тина.

Иду по болоту книги.

 

Изредка поднимаю глаза от земли слов на солнце утра —

Спит зародыш цыпленка

В облачке из перламутра.

 

Воздух хрустит в волосах прохожих,

Перемешан с камешками под ступнями ног.

День — желтокожий

С раскосыми глазами окон.

 

От ушедших, словно от куропаток, остались лунки на постели.

Шаги при уходе взметнулись, словно листья к лестнице.

 

Где они теперь, в каком транспорте

Жуют глазами-волами ноги толпы?

 

Я один,

Осушил водоем книги.

Исцеленные слова вышли из воды,

Оделись в заглавие «Печальные тропики».

 

Глаза наследили в книге,

Оставили заметки карандашом Аси Львовны.

Голуби-грифы слетают с крыш на падаль дорожек.

 

Перебираю ладонями-глазами песок созерцанья,

Касаюсь линиями судьбы теней прохожих.

Под кожу

Уходит родник знанья.

 

Думаю — скрипнет дверь, вернутся те, что ушли,

Внесут воздушные шары улиц.

 

Больничный халат моего тела движется по коридору,

Выхожу на совхозный простор кухни

И, попив чая, возвращаюсь в комнату, сутулясь.

 

Погружаюсь в Атлантический океан постели.

Я уже пересек с автором «Печальных тропиков» экватор.

За окном трава поката

Сбегает к болоту — древесных речей колыбели.

 

Из цикла «Букет рассказов»

Август 1984

 

"20 (или 30?) лет (и раз) спустя" - те же и о тех же...
или
"5 + книг Асеньки Майзель"

наверх

к содержанию