СТЕРЛИГОВ

И ОБЭРИУ

 

В.В.Стерлигов. "Купол №3", м. паст./бум., 58x48, 1963 г.

 

Вот купола и тени их,

И тень от теней куполов

В тени без тени Купола.
 

                     /В.В.Стерлигов/
 

         С 1960 года Владимир Васильевич Стерлигов /1904-1973/, ученик Малевича, развивал новую концепцию пластического пространства - криволинейного, сферического. Продолжая идеи Малевича, после его супрематической прямой, Стерлигов открыл новый "прибавочный элемент" в живописи - ЧАШНО-КУПОЛЬНУЮ КРИВУЮ, которая в сферическом пространстве обладает свойством "прямо-кривизны".

         Эта КРИВАЯ и производные от нее ЧАША и КУПОЛ стали главными элементами структуро- и формообразования в живописи Стерлигова и его последователей. Стерлигов не разделяет искусство на фигуративное и нефигуративное, считая, что свойства беспредметности могут проявляться и в фигуративных работах, а природные ощущения найти выражения в самых беспредметных картинах.
      Стерлигов понимает искусство, творчество как выражение духовно-нравственного состояния человека, как духовное "делание", опираясь на опыт и традиции русского искусства XX века /Малевич, Матюшин и др./

/Г.Зубков/

 
СТЕРЛИГОВ И ОБЭРИУ

 

1. ПАСХАЛЬНЫЕ ЯИЧКИ
 

        Больше всего я ненавижу искусствоведов. И литературоведов тоже. Скушные факты им подавай! А где я их возьму? При том: не важны им факты, факт может быть и ложным, но важна им ССЫЛКА на факт. Говорю тут другу исскуствоведу: Карсавина, в голом виде, изображала в "Бродячей собаке" балет "Амур и Психея" на зеркале. Загорелся: а где об этом говорится? А нигде, говорю. Просто, имел я несчастье /или счастье?/ быть по четвертому разу женатым на внучке Андрея Андреевича Голубева, в 1910-х актера Александринки, а впоследствии - директора Дома ветеранов сцены. Луначарский ему записочки писал: "Дорогой Андрей Андреич! Что делать, чтобы "Привал комедиантов" не постигла участь "Бродячей собаки"?" /То есть, чтоб и там Судейкинские росписи не похерили/. Записку я держал в руках. Отчего ж мне сомневаться в рассказах адресата, переданных внучкой, которая к тому же - врать органически не обучена. Плясала Карсавина, Тамара Платоновна, голая, с младенцем на руках, на огромном зеркале в "Собаке" - и ша.
        Но для искусствоведов это не факт. Fuck 'em!
        В каком году Тамара Платоновна плясала, кто при этом /кроме деда/ присутствовал - мне неведомо и по сю. Но знаю, что плясала.
 

       Точно так же и со Стерлиговым. Был я у него и при этом был единожды, но запомнился мне этот визит. А в каком точно году это было - тщетно тщусь вспомнить. Год был "Башенный". Привел меня к нему, на саму ли Пасху, или на пасхальной неделе, Женя /Геннадий/ Чугунов, мой тогдашний учитель и долгий друг. И вот, мучительно вспоминаю: 68-й или 69-й? И когда и как я с ним познакомился, с Чугуновым? С графиней-парвеню, Ириной Разумовской, супругой тогда его - я имел честь быть в Алупке: чтения со свечами внутри фонтана /не действующего/ в павильоне, что у самого моря, купания и сухое вино, избранная аудитория. Но с графиней у меня ничего не было, напротив, нарисовал я карандашный портрет ее подруги, Люды? , и читал стихи. Читал я уже почти созревшую "Башню", читал "Ночь на Лысой горе" и "Русско-турецкую" - стало, и у Стерлигова я читал то же, а стало, было это в 69-м. Но в 69-м на Пасху, сдается мне, я ходил с триппером /и трихомонадой/, и мне было не до светлых дней. А у Стерлигова было светло, и сам он был светлый. Так что, может быть, в 68-м?
        Вот так и складывается фактологическая достоверность. Даже год не помню. Триппер, однако ж, помню /его трудно забыть/. Значит, у меня его не было. Привел меня Женя куда-то в Купчино - а и вру - в Старый аж Петергоф - это я помню, потому что там биологическую практику проходил, квартирка Стерлиговых была в новом доме, на каком-то не низком этаже. Женя меня предупредил, чтоб я не сбился, что на стенках Стерлиговым намалеваны "Брак в Кане Галилейской" и побиение змия Георгием Победоносцем. Поскольку Библию я не читал, и Евангелие тоже, сведения были к месту, а Стерлигов всех визитеров экзаменовал.
        Светло было в двух маленьких комнатках. На лавках половики цветастые /я к ним проникся, работая в Русском, особенно к воронежским/, икон не упомню. Но Стерлигов был в какой-то русского стиля рубашке, а Глебова, Татьяна Николавна - просто в скромном платье. Сестры ее, кому принадлежала квартира /оба художника были бездомными, но об этом особо/, вроде бы, не было. Для начала усадили нас за пасхальный стол, кулич там, чай, все что полагается, и по яичку выдал нам художник, расписанному им самим. Я свое залупил и съел, а Чугунов /искусствовед же - а яичко это артефакт и факт!/ свое аккуратненько завернул в платочек и в карман. Выпить, не помню, было ли, да и не за этим мы явились. За столом Женя попросил меня почитать - я что ж, я всегда с радостью! Выдал я и "Русско-турецкую" и "говорение" и еще, не помню, что - а Стерлигов тут же ударился в воспоминания о Введенском, о Хармсе-Олейникове, которых близко знал. И не упомнил я из этого ничего. Единственно помню: ругательски ругал он Сергея Эйзенштейна, за то, что тот работал по сталинским заказам. Знавал он Эйзенштейна тоже близко и хорошо. А я потом, уже в Техасе, пересмотревши "Ивана Грозного" - аж поразился и ахнул: до чего Стерлигов был прав! Ирод, сатанист, садист, сексуальный маньяк - изображен этаким мучеником "за Россию"! И страждет он - не за жертв, за Россию, разумеется - словом, вылитый Сталин!
        О поэтах - не помню, что он там говорил. Говорил что-то. Говорил, как я говорю о Горбовском или Бродском там, говорил - ибо знал их близко. Вопрос: а - имел ли Стерлигов отношение к ОБЭРИУ? Обратимся к биографии /тоже по слухам/:


        Стерлигов, Владимир Васильевич,/1904-1973/, ученик Малевича. В 1934 году его, вместе с художником Владимиром Басмановым /отцом Марины Басмановой, жены Бродского и Бобышева/ повязали за убийство Кирова. Дали по десятке. В 44-м он прошел еще и штрафбат. В квартиру его, в войну, попала бомба - и ВСЕ работы до 1934 года погибли. Кроме одной, подаренной им Басманову. По выходе из лагерей Басманов обратно подарил ее Стерлигову, и эта ранняя работка, размером малость побольше писчего листа /искусствоведческая мерка!/, маслом - висела у него над дверью в комнату с "фресками". Так, красивая, но вроде Чашника, а вообще не помню. Фрески же - помню. Прямо по обоям, светлым и с имитацией коры березок, пустил Стерлигов до потолка светлыми прозрачными колерами /гуашь, надо думать/ -"Брак в Кане" и Георгия. Мощные вещи, и не в слащавой /как у Алипия/, а - "просветленной" тональности. И сам Стерлигов был каким-то светлым, правда, с юродством малость /отсюда и рубашка, и лавки, и половики/, и Глебова тоже седая, но посуровей мужа малость. Потом начал он нам показывать свои "купажи", как он их называл - резал безошибочной рукой куполообразные фигуры из цветной бумаги, клеил. Перед одной из них, на кронштейне - качался подвешенный крестик, что меня очень поразило /элемент поп-арта уже!/. И тогда я в Техасе, в память Стерлигова, заделал пару куполов коллажем, и с колокольчиками /бронзовыми, индийскими/ - Нусберг, с места не сходя, узнал: под Стерлигова! Ну, Нусбергу знать и положено: он у Стерлигова и фрески отснял, и вообще все работы /тщетно вот портрет ВВ все эти годы прошу!/, а я, естественно, был без камеры и без Приходьки.
        Потом Глебова начала казать свои пастели, сделанные в школе Филонова. Но немного, с дюжину. На полуметровых картонах, вроде.
        А в промежутках, как я говорил, читал я стихи. Восторгов они не изъявляли, принимали как должное - но и я не ерепенился: Стерлигов Введенского слушал, так куда уж мне. Но крутился разговор упорно вокруг трех этих имен: Хармс, Введенский, ОЛЕЙНИКОВ. Олейникова я нежно любил еще с 58-го года, так что мне было приятно.
        Какое отношение имел Стерлигов к группе ОБЭРИУ? А какое отношение имеют Шемякин или Левитин ко мне? С одной стороны, конечно, просто друзья, а с другой - вот с другой и возникает вопрос. На меня и монотипии Левитина, и живопись /и гравюры/ Шемякина - оказали преизрядное влияние. А почему Стерлигов не мог? Пишут ведь сейчас обэриутоведы /г-н Левин/ о Малевиче и ОБЭРИУ, а ведь Стерлигов его учеником - и в дальнейшем, продолжателем был!
        Особо: христианство у Стерлигова развернулось и стало доминирующим уже ПОСЛЕ войны, обэриуты же все полегли - еще до. Но писать диссертацию о теософских, скажем, взглядах Хармса или Введенского - я не намерен. Просто - "константирую" факт: ИНЫХ имен Стерлигов не поминал. Только обэриутов. Стало быть...
 

 

2. БЕЗ ЯЗЫКА /ПОЧТИ КОРОЛЕНКО/
 

        Вторая моя встреча со стариками состоялась уже в декабре неизвестного года, в Союзе художников. Год это был тот, когда отоларинголог д-р Райкин, кузен Аркадия, вырезал мне горло, перетруженное голошением без мегафона на экскурсиях и - пардон, - поэтических читках. Сорвал. Опухоль там какая-то взросла. Резал мне ее д-р Райкин и при этом выябывался, как Аркадий - а мне смеяться нельзя! Так, с замороженным еще горлом, прихожу я в ЛОСХ. Народуууу!... Год, стало быть, 71-й - 72-й. И скорее, 71-й: в начале 73-го была уже посмертная выставка ВВ на Охте. Выставляла свои полдюжины пастелей Татьяна Николавна на секции графики.
        Тычусь, безъязыкий, по ЛОСХУ, а спросить не можно: д-р Райкин говорить запретил. Наконец, натыкаюсь на Толика Васильева, пишу на бумажке: "Где тут Глебова?" "Какая Глебова," - спрашивает. Я тут малость подошизел: "А вы, пишу, чего собрались?" А комиссия по распределению мастерских заседает! Тьфу. Наконец, нашел, в боковом зальчике - десятка 2-3 человек. Сидят. Председательствует Лева Овчинников. Морда сочится розовым салом, но при бородке: новые веяния. Ковтун, Чугунов, надо понимать, Повелихина - и я, в кожаных штанах. Шесть пастелей Татьяны Николавны установлены на мольбертах /чтоб быстрее снять/. Отчетная выставка. В первом ряду - седенькие ТН и ВВ. Излагает председатель секции графики, Лева Овчинников: "Ну, вот, там Татьяна Николаевна училась у Филонова /покровительственный жест/. У нас тоже были учителя не хуже: Кибрик..." - и не довольно ли? Сидит ученица Филонова перед судом учеников Кибрика...
Подошел я, по окончании, к Татьяне Николавне, руку поцеловал, говорить не могу: на горло указываю. Не знаю, как она поняла, но меня вспомнила, очень тепло, засветилась вся. И Стерлигов, вроде, узнал.
        А на выставку его посмертную - я так и не попал: тошно было, да я к тому же с АБ Ивановым в это время "Гратис" писал-оформлял, да Наталья киевская тоже крутилась, лирика, запой.
 

 

3. САМОЕ СВЕТЛОЕ
 

        И встретился я с Владимиром Васильевичем уже время спустя после смерти его. На выставке в Газа, среди полусотни гениальных /и не-/ самоучек , самодеятелей, открывателей велосипедов, кротов и подпольной богемы - затесалась ШКОЛА. И повесились они особняком, человек 5 или полдюжина, заняли отдельный отсек - и смотрелись. Среди раздрызга и разбрызга форм, собранных вместе не по направлению, а общим несчастьем, среди псевдо-кубистов, примитивистов, абстракционистов из третьих рук, попартистов и просто мазилок - смотрелось СВЕТЛОЕ ПЯТНО.
        Единственно цельное на всей выставке, суровое и просветленное, в светлых гаммах и строгих композициях, оно было ШКОЛОЙ, НАПРАВЛЕНИЕМ, ГРУППОЙ. Да и сами художники - выделялись. Отсутствием бородатости /вроде, кроме, Смирнова/, отсутствием джинсов, наконец - лицами. Я, бородатое и волосатое создание, "патриарх богемы", как меня прозывали, в кожаных шемякинских штанах и при березовском дубце - не рискнул к ним и подходить, не будучи представлен. Знакомился я с ними уже заочно: 5 моих фотографов /и в основном, Приходько/ покрыли всю выставку фотопортретами и репродукциями работ. Сначала я их даже и не различал: все работы носили явственное влияние школы Стерлигова /"внучата Малевича", как я их определял/, все были выдержаны в одном стиле - и только теперь, имея подареных Приходькой /а он, в свою очередь, поимел их гонорарам за съемки/ две работки Церуша и Зубкова на стенках /цветной карандаш, размеры - одна поменьше этого листа, другая - побольше, чорт, лист все равно идет в уменьшение! неважно/, да посмотрев и пощупав с дюжину масел самого Зубкова у Шарлотты - стал понимать и проникаться.
        Это то, чему научил их ВВ Стерлигов: строгости, суровости, сложности, чистоте и СВЕТУ. Их работы - светлы, как если бы их писали отшельники. Не отшельники, искушаемые /Калло, Босха/, а отшельники Севера, русских монастырей, Соловков и Нерли. Это - христианство не по форме, а по ДУХУ, по СВЕТУ - и есть, на мои взгляд, вклад ВВ Стерлигова в малевичевский супрематизм. Но Малевича изучают, в основном, атеисты, западные лефтисты - и они видят в нем только "пространство Эвклида", без глубины. Так, скользят по поверхности холста - и печатают свои измышления. ЯЗЫЧНИК, но ПОЭТ Нусберг - уже усмотрел нечто более глубокое - в супрематизме Малевича: ДУХ. Но дух не подлежит изучению искусствоведами, они изучают - факты /а не то, что они - эти факты - изЛучают!/.
        И вот эту лучистость, свет за"душевный" /о чем пишет Охапкин - см. 2-й том/, я и усвоил из уроков Стерлигова и его группы.


        Отметим, что ВСЕ участники этой группы - провинциалы /о чем будет особая речь в связи с альманахом "Майя"/ и вообще - в 3-м томе, "Москва-провинция".

 

 

 

 

СТЕНА

СТЕРЛИГОВЦЕВ

 
ДК им. Газа, декабрь 1974. Фото Г.Приходько.
Слева: ? Соловьева /из группы Стерлигова/, искусствовед Алла Повелихина, Г.Зубков и затесавшийся Филимонов.
Справа: стена стерлиговцев /одна из/. В каталоге значится "скульптура Кожина", но /пишет мне Зубков/: "С Кожиным вопрос сложный: он не скульптор и это не его работа была в Газа, а Геннадия Лакина, одного из учеников ВВС последнего "призыва", который к тому времени переехал в Москву на жительство; экспонироваться разрешили только ленинградцам в Газа, поэтому Лакина /с его согласия/ экспонировали ПОД фамилией Кожина. У Кожина, если у Вас есть фотография нашей экспозиции, было 2 или одна небольшая картинка на выставке. 1 - на колонне, это я помню точно."

Только стерлиговцы и не были индивидуалистами на всей выставке! Выставлять под чужой фамилией, ради группы - это уже что-то! Были у Стерлигова ученики!

 

ГРИЦЕНКО

 

ЗУБКОВ

 

 

 

СОЛОВЬЕВА

 

СМИРНОВ

 

 

 
  
  

 
 
 

 

 

 

 

Г.Зубков. "Пейзаж. Окружающая геометрия", м/бум., 57x67, 1975-78.
Г.Зубков. "Финский залив", х/м, 85x110, 1975. Собр. бывш. консула в Ленинграде Роберта Уайта.
 
 
 Выставка неофициальных художников. Ленинград, 1975 год. Невский дворец культуры. Слева направо: Татьяна Николаевна Глебова /ученица П.Н,Филонова, жена В.В.Стерлигова/, Алла Васильевна Повелихина, искусствовед, на формирование ее взглядов на искусство В.В.Стерлигов оказал огромное влияние. Геннадий Зубков, ученик В.В. Стерлигова. Фото Г.Приходько.
 
 

 

 
Г.Зубков в Д/К Невский у своих картин. 1975. 
 
Часть экспозиции группы Стерлигова на выставке 1975 года в д/к Невском.

Работы Геннадия Зубкова.
1. /Левая верхняя/ "Ангел и яблоко".
2. /Левая нижняя/ "Три ангела в саду".
3. /Правая верхняя/ "Лица деревьев".
4. /Нижняя правая/ "Натюрморт. Сухие цветы и ангел".

 
 

Вверху: М.Цэруш. "Композиция", 40x50, х-м, 1978.
Внизу: М.Цэруш. "Яблоко", 56х48, акв. , 1979.
 
назад
дальше
  

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2006

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 4-А 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга