Первомайская демонстрация в Шуе.

Фото Андрея Абрамова. Около 1977. Архив Тупицыных.

 

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ К ТРЕТЬЕМУ "ПРОВИНЦИАЛЬНОМУ" ТОМУ:


 
        Составитель устал от повторяющихся упреков в предпочтении, оказываемому поэзии Ленинграда. Попробуем объясниться.
        Из Ленинграда мною вывезена, практически, вся поэтическая продукция за последние 25 лет. Кое-что /не более 10%/ я нашел здесь. Что же касается Москвы, Харькова, Киева, Одессы и других городов - то тут мне пришлось пользоваться материалами или поэтов, переехавших на жительство в северную столицу /Ожиганов, Драгомощенко/, или тем, что удалось сохранить и вывезти москвичам, харьковчанам и пр.
        При этом, я слышу постоянное: "Я и своих-то стихов не вывез!" Лимонов, к примеру, вывез что-то свое, чемодан икон, но НИ СТРОЧКИ Мотрича, Чичибабина и других харьковчан. /Иконы не свои, а Щаповой./ Халиф - жег рукописи на балконе /не свои/, не могши переправить их через какого атташе - и это в Москве! С дипломатнёй он - пьянствовал. Бахчанян, будучи визуалистом и абсурдистом - переправил, в основном, соответственные вещи и тексты, каковые и приводятся в этом томе.
        И так СО ВСЕМИ. Кого ни спросишь. При этом спрашивают - с меня. Почему так мало /или ничего/ по многим городам великой российской провинции? А именно потому.
   

        В Израиле проживают харьковчане Милославский и Верник. Все, что можно - я с них получил. В Калифорнии - киевлянин Лехтгольц, 2 с лишним года обещающий мне статью о поэтах Киева. Львовчан не знаю ни одного. Одессит Аркаша Львов /не путать с одноименным прозаиком/ дал все, что имел из визуального. Поэт-одессит Лев Мак приведен у меня во 2Б томе, пополнением к "ахматовским сиротам", поскольку и по стилю и по связям - принадлежит к окружению Бродского.
        Словом, трудно. Западные профессора-слависты и бывые советские аспиранты сидят на вывезенных рукописях годами /задами/, то ли в надежде на материал для докторской, то ли ждут оплачиваемых публикаций. Против единиц, которые помогали мне /и не к чему их - перечислять, тем более, поименно - они сами знают, и знаю я, что благодарен им/ - приходятся десятки мотающихся в Союз - по делам гомосексуальным ли /жопническим/, или "с группой студентов", которые не привозят с собой ничего, кроме черной икры из "Березки", да и зачем им стихи? Они "Вишневый зад" Чехова преподают.
 

        Но хватит о профессорах по обмену. Они антологию не создают, они ее - рецензируют. И, вычетом беззубых хорьков из первой и второй эмиграции - в основном, положительно.
 

        В настоящем томе представлены поэты и визуалисты доброй дюжины городов: Кишинева, Винницы, Риги, Фрунзе, Пскова, Харькова, Киева, Одессы, просто откуда-то из провинции /Койфман/, одна эмигрантка /"ди-пи", displaced person, как называли послевоенных беженцев в Америке/, двое из Тбилиси /из антологии "Гнозис"/ и т.п.
        В целом, помимо аналогии с российским футуризмом /Маяковский из Кутаиси, Бурлюк - с Херсонщины, Хлебников - из Астрахани, Крученых - из Харькова, Каменский - из Перми/, настоящий том - пусть лишь поверхностно - показывает, что обе столицы никак не могли монополизировать ВСЮ поэзию, она существует и помимо их.
        Но, не взирая на столь "широкий" охват - остается еще множество белых пятен... Кто и когда их покроет?
 

ПОСЛЕУСЛОВИЕ: Пока я набирал и собирал вышепомянутый материал - том разбух вдвое /если не втрое/ и поделился дихотомически на два: север и юг /условно, тома - "харьковский" и "киевский"/ , а материалы продолжают откуда-то прибывать. Во всяком случае, не через профессоров по обмену. Они ездят в Союз не за тем. За что им и платят. Но не мне. А у меня машинка - на последнем издыхании и новые очки надо: ни хера не вижу. Но кого это колышет? Евтушенок? Профессоров? Жена пока кормит...
 

 

 

 

Константин Кузьминский

 

 

плавают в море в одиночку челны

в каждом человек и берега не видны

иногда встречаются два челнока

и из челнока к челноку протягивается рука

в море летейском посреди снов

плавают флотилии человеческих челнов

море черно и эмпиреи черны

плавают меж них в одиночку челны

иногда доносится крик с челнока

иногда вздымается в воздух рука

чёрные стихии и чермные челны

которые в одиночестве друг другу чужды

нужды и жажды поровну на всех

иногда раздастся одинокий смех

иногда раздастся одинокий всплеск

и во мгле невидим нестерпимый блеск

в море летейском посреди бездн

не раздастся чудная челноков песнь

страх мрак и ужас на всех един

и во сне страха человек один

в челноке века по волнам сна

лодка человека и одному тесна

там на расстоянии вытянутой руки

мечутся меж небом и землёй челноки

иные вздымаются выше всех

и тогда зависти звучит во тьме смех

выше пирамид на ладонь руки

в море опускаются немые челноки

песнь челноков человеку не слышна

в летейском море непокоя и сна

 
назад
дальше
   

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2006

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 3А 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга