|
/Вместо предисловия/
Я рисовал на улице дома.
А руки воровали апельсины
из ящиков, стоявших у стены
еще не дорисованного дома.
Я радовался каждому движенью
проворных рук и вздрагивал невольно.
А продавец, милиционер, прохожие
не знали, что происходящее - реальность.
Никто не видел ничего, и каждый
занимался своим делом.
Прохожие спешили.
Милиционер стоял.
Продавец скучала.
Но я дорисовал карнизы, окна, крышу,
и все приобрело
законченный и всем понятный вид.
Продавщица сразу закричала,
пытаясь удержать воров.
Милиционер вмешался.
Собралась толпа.
А я собрал свои карандаши,
пастель, резинку -
выбросил их в урну на углу
и вынул из кармана
случайный рыжий апельсин.
Из цикла "ГОРОДСКОЙ АЛЬБОМ" 1980
* * *
Ветер жестом арлекина
распрямил меня
и хохочет, словно киник,
лежа на камнях.
Безответною мишенью
я дрожу над ним,
мне же вместо утешенья -
только нимб.
Я решетками глухими
у Фонтанки сжат,
люди, что забыли имя,
лицами дрожат.
А меня дырявит ветер
на пари
под аплодисменты веток
и трамвайный крик.
* * *
Здесь лужи горечью полны,
а улицы - друг другом.
Глаза открой, не поленись
и оглядись вокруг.
В воде, что плещет у камней,
растворена любовь,
над ней стоит Аполинер,
в молчаньи щиплет бровь.
Здесь город обречен стоять,
река дразнить и течь.
А ты - по строчке яд вдыхать
и хлюпать в темноте.
* * *
Осенний букет
из дубовых листов
на коленях у женщины.
Осенний букет
из двух женских ладоней
в руках у мужчины.
* * *
Лениво углубляюсь в лес.
Ловлю губами листья-капли.
По чьей-то прихоти я вкраплен
в сентябрь, летящий по земле.
* * *
По полкам книжным
скрипичный ключ скользит.
Отъезд друзей моих.
* * *
Ребенок под крылом у птицы,
а птица под крылом у неба,
а небо под крылом у Бога, -
так не прерваться нити этой,
и Бог сторукий, воплощенный
в жука с блестящими глазами,
ползет по рукаву цветному
той, у которой сын под сердцем.
* * *
Ты мне мила своим дождем,
дорога к дому.
Вслед - просветление грядет
и радость помнить
движенье окон по камням
проспекта
туда, где песенка моя
еще не спета.
Мотив знакомый уловив,
приду и гляну,
как льнут ночные воробьи
к оконной раме
и как лицо летит к окну,
а взгляд - к деревьям,
как, руки в сумрак обмакнув,
ты скрипнешь дверью.
* * *
Мне немного печали потребно,
я не вспомню про юношу-Глеба,
но к тебе я опять ворочусь,
переулок, лежащий без чувств.
Здесь тепла призайму осторожно,
пригорюнюсь поэтом острожным
и стихи про тебя сбормочу,
переулок, лежащий без чувств.
* * *
Завиден жребий, что не выпал.
И та цикута, что не выпил,
мертвит другого мудреца.
И тот узор, что не сложился,
И долгий снег, что не кружился,
достойны твоего лица.
Из цикла "ОКНО" 1979
Песенки кукол для спектакля "Балаганчик"
1 Осенняя
Чем обольстительней цветы,
тем равнодушней - к увяданию.
Случайно перейти на "ты"
с обратной стороны медали.
И раскопать самую суть
с картошкой в огороде.
В ладонях мокрых на весу
хранить мелодию.
Воспитывать и пестовать
дрожащие аккорды,
чтоб вместе с ними зазвучать
в еще не зимнем городе.
В глазах такая благодать,
но люди, те не слышат,
как разлинованная даль
молчит и дышит.
2
До свиданья, голубая птичка,
птичка-невеличка на картинке.
Плачет расшнурованный ботинок -
твой любимый, пойманный с поличным,
До свиданья, голубая птичка,
радуги частичкой ты осталась.
На прощанье просвисти сначала
ноты по трепещущей страничке.
До свиданья, голубая птичка,
песенка веселая пропета.
Что ж ты не торопишься с ответом,
дурочка, богиня, невеличка?
3 Серьезная
Тонкая веточка жизни,
тонкая линия дня,
не заплакав, скажите,
что ожидает меня?
Тянут предлинные нити,
не зажигают огня,
мрачные девы, скажите,
что ожидает меня?
В переплетенье событий
просто - себя изменять,
звездные дали - скажите,
что ожидает меня?
Слезы случайные вытер
и опустился у пня,
добрые люди, скажите,
что ожидает меня?
МОСКВА МАРТ 1979
1 ОДИН
Качается земля,
стихают голоса,
меня ласкает
колеблемая ветром занавеска.
* * *
Свою печаль себе на помощь призову,
возьму ее обеими руками,
до края света донесу, не расплескав,
и отпущу куда-то в синеву.
И повернусь спиной и по камням
я побреду домой, слегка ссутулясь,
а у крыльца на ветхом венском стуле
печаль уже сидит и ждет меня.
* * *
В окнах часты переплеты,
над карнизом шум дерев.
Дом, построенный без пота,
заколдован в сентябре.
Постоянны: женский профиль
в окнах полуэтажа,
запах золотого кофе
и желанье убежать
в тишину к слоистым вязам
без записки и ключа,
в основанье древней вазы
громко пальцами стучать,
на сухой приказ вернуться
усмехнуться уголком
усмехнуться, оглянуться
и заснуть под потолком
зарумяненного неба
в тонких линиях ветвей.
А проснувшись, поскорей
к ней, назад, к Хозяйке Неба.
* * *
Неловко вскинутые брови,
без удивления глаза,
приливы и отливы крови -
вступает королева в зал.
Мы, два пажа подобострастных,
в полупоклонах склонены,
к ней равнодушной и прекрасной,
движеньем тел устремлены.
Изгнанье.
Воздух густ, пахуч и труден,
верно, скоро прозвонят,
и на хитрых древних прутьях
успокоится закат.
Завтра женщина приснится
глянет родина, и вдруг
на желтеющей странице
станет явным белый круг.
1
Дети играют,
когда я наблюдаю закат.
Когда дети уснут,
заиграю я.
Словами.
2
Очень просто
счесть зеркала на этой земле.
Их столько же
сколько лучей у солнца,
которое светит детям в глаза.
* * *
Прости глазам огнебиенье,
монетку в туфлю положи,
замри не мертв, но и не жив,
и разгадай хитросплетенье.
Бегут взволнованные тени,
взгляд хладнокровный задержи.
Губами сомкнутыми, теми,
которыми заворожил
в саду за огненной оградой
окно и женщину и ночь,
теперь проговори точь-в-точь
вы те же дети темных складок,
ваш смех неровен, жалок, сладок...
Еще монетку, взгляд и - прочь.
* * *
Привычное вязанье слов
и тишина письма.
Вокруг - крушение основ
и хрупкая зима.
Наитие и скрип пера
и стынущий камин -
по одиноким вечерам
я говорю с людьми,
которых нет, которым всласть
порой присниться мне,
чтоб закружила, понесла
в дома, которых нет,
вода, вечерняя вода,
поток сквозь тишину...
Под утро хочется заснуть,
но не дает звезда.
* * *
Наст
не выдерживает нас.
Проваливаясь по колено,
бежит подвыпивший паяц
из шутовского плена.
* * *
До свидания, кукла-поэзия,
плач сама над собой сотвори.
У несчастного вены изрезаны
об ночные одежды твои.
* * *
Когда у меня было окно,
я мог его раскрыть,
за ним играли,
ветер шевелил занавеску,
я смотрел,
когда у меня было окно.
II И НЕ
ГАСЛА...
Как правят осени и сроки
больными, желчными, жестокими
И как непросто отлететь
в года разбросанные те.
1.
Посыпаю косые аллеи
расставания желтым песком.
Сад мой пуст. Верно скоро
Здесь начнется последняя осень,
Ночью чудится мне,
кто-то ходит по темному саду,
но проснувшись, я вижу -
нетронут
на аллеях печальный песок.
2.
Как тяжела твоя свирель,
прохожий,
ведь в ней хранятся все напевы Поднебесной.
Какое чудо держишь ты в ладонях,
как безмятежно извлекаешь звуки,
* * *
Плакальщик полуночной порою,
маэстро желтый лист перед пюпитром,
плетенный венских стульев полутанец.
- Сплетенье образов внезапных
Я назову протяжным словом
- Осень.
РУКИ
Я повернусь к чужому дому,
чужое дерево спрошу
и нераскованной ладонью
тебе вдогонку помашу.
Двух ног, не видимых за тканью,
воображу полет ночной,
а музыку - двумя руками -
придумают глаза из нор.
Что было женщиной сегодня,
то станет завтра под мелком
асфальтовым рисунком, годным
для веселения подков.
Твой парк не любит откровений
роняет лист. И пара рук
в прикрытии вечерней тени
играет осень, грусть, испуг.
УТРА.
Вариация I.
Мы были влюблены хоть безнадежно,
но счастливо.
А нынче что за день нам начался
и что за труд упорный,
в конце которого ни серебра, ни Бога,
нам предстоит свершить,
что за беда пришла?
Вариация II.
...Она разыщет новые цвета,
и новый смысл, простой и непреложный,
приобретут знакомые места,
деревья, лестницы, нестрогие дорожки.
Аллей палитра и разгадка существа.
Одним мазком пробито мира бремя.
Спустись к воде, присядь и обхвати колени,
приходит день - светлеет голова.
Вариация III.
Ваза росписи осенней
за закрытыми глазами,
изощренным длинным нитям
оплести ее не просто.
Ветер дует с гор далеких -
разрывает паутину.
Ваза, как кораблик детский,
по глазам плывет моим.
Вариация IV. /Эпитеты/
1.
Какое неслучайное занятье.
Я листья соcчитаю, что остались
на детских ветках.
Этот куст горящий
я вижу по утрам мгновенно, ярко...
2.
И ...
с томиком благоуханной
прозы
я примощусь на синем одеяле,
затылок прислоню к холодным прутьям
моей кровати.
Я снова стану болен.
3.
О боль - болезнь высоких слов.
На этом влажном и внезапном небе,
Которое глазам не больно даже в праздник
я прочитаю...
4.
После фильма по любимой книжке
с седым писателем пройдусь под руку
и расскажу, что прочитал
в последней странной фразе,
какой была негаснущая осень
тогда, в прошедшем добром веке.
5.
Я полюблю эпитеты и странно
мне будет видеть голые слова,
в которых режущий колючий ветер
вдруг засвистит...
6.
Беда, беда.
Приход зимы /Картинки на шелке/.
Книга лежит на зеленом столе.
Птице с земли не подняться - ей лень.
Книгу давно не листает монах.
Птица боится небес полотна.
Книга пылится, старится птица.
Под листопадом желтеет страница.
Небо сереет - запил монах.
В келье бутыли - в небе война.
Из цикла/"Эллипс/ 1977
Л.С.
Ветер. Улетает моя шляпа.
Ветер. Вслед за ней летит мой шарф.
Закружились нищенка и паперть,
мир в глазах и музыка в ушах.
Прозревая тайное сплетенье
ветра, утра, музыки и лиц,
я стою, а шляпа со ступенек
улетает до Другой Земли.
* * *
Сосредоточенность, зеленость, осторожность.
Неверен мир, не жаждущий тепла
теперь, когда зима на нашей коже
своей печатью метит свою власть.
Сосредоточенность, зеленость, осторожность.
Какая музыка, музыка
нам жила,
под плеск морской, песчаный звук Стрибожий
Я к солнцу в гости добирался вплавь.
Сосредоточенность, зеленость, осторожность.
Три символа, три звука, три числа,
под этим ветром впрямь я стану строже,
и, в зимний город
веточку послав,
я разгадаю, наконец, быть может,
все то, что слышалось в движении весла.
"Упражнение с эхом..."
Солнце городом ходит -
я словами играю.
Ветер городом ходит -
упражняюсь со звуком.
Дождь начнется внезапно -
слезы сами польются:
Упражнение с плачем несложно,
если слезы все время у глаз.
* * *
Переживаний благостных и тяжких
голубоватый дым.
Отсюда до смирительной рубашки
лишь два часа езды.
Отсюда до малинового пепла
автобус в синеве.
Запляшут буквы. Выпью, и ослепнут
глаза на голове.
Монашенке
Девочка, немножечко вина.
Девочка, немножечко серьезней
расскажи мне, в чем твоя вина
перед миром с воздухом морозным.
В марте холодно последним холоданьем.
Срок отпущен до весеннего утра,
чтоб разбить чужое изваянье
и над черепками поиграть.
Только вместе. И
смеяться вместе.
И, не плача, поиграть в слова,
на лице Иисусовой Невесты
осторожно губы разорвав.
М.Г.
Коломбина ночью пляшет
и смеется ртом лиловым.
Черный лес улыбки ловит
и Пьеро зовет на чарку.
Зажигают ведьмы свечи.
Музыкант в мотив старинный
влил вина, добавив яду.
А Пьеро на пламя смотрит
и лица не заслоняет.
Лес хохочет. Клоун
плачет.
Коломбина пляшет, пляшет.
Из цикла "Надписи" 1977
1
Девочке, которая любила
Андерсена и цветы.
Мы заболели зимней ленью,
косноязычие - в крови.
Звук осторожный, звук последний
с цветка морозного сорви.
Дыханьем скованная свежесть,
монетка к мерзлому стеклу.
Проснемся - нам садовник срежет
по ярко-снежному цветку.
2
З.Н.
Тридцать третьего портвейна
ленинградский милый вкус.
Ах! Как хочется поверить
сигаретному дымку.
Ты сидишь на плоском камне,
жилка бьется на виске.
Осторожными глотками
пьет мой дорогой аскет.
* * *
Под диван закатилось последнее странное
слово.
Вечерами сквозь сетку дождя улыбаются люди
так редко.
Одинокая ручка лежит на листе недописанной
пьесы,
а хозяин ушел без плаща и вернется нескоро.
* * *
библейский цвет крутящегося снега,
рвет зимний ветер седину пророка,
и нам в лицо бросает лишь вопросы.
А мы, мы платим дорого за зимнее прозренье.
Из цикла "СВЯТЫЕ БРОДЯЖКИ" 1976
На земле снегопад,
голубая крупа.
Ни потерь, ни утрат -
снегопад.
Как из синего сна
пелена,
На снегу имена -
не узнать.
И во мне снегопад,
В сердце хлопья летят.
Не понять, не принять,
Не отправиться вспять.
А душа - белый сад,
Но и в ней снегопад,
Но и в ней голоса...
Засыпают леса.
Исчезает тропа -
снегопад.
Из цикла "ГОРОД" 1976
Город скажет: "Поумерь свой пыл,
перейди на шаг."
Сразу вырвусь из толпы,
потеряв кушак.
Сяду на скамейке у ворот,
потный и не злой,
буду под старуший говорок
думать: "Повезло."
А не скажет город ничего,
лягу и умру,
и подумает: "Должно быть, вор."
Дворник поутру.
Ярмарка
Подойди, попробуй... В переулке
музыку играют за бесплатно,
там голодному - кусок французской булки,
беззащитному - игрушечные латы.
Ну а я, как монастырский служка,
сыт и защищен своею верой,
отзвонив, пойду туда послушать
музыку и сказки лицемера.
|
