Летел я первым рейсом Адлер-Новосибирск в декабре 1961 из Лазаревской, где я работал в гидрологах, быв перекомандирован в село Родионово, что под Томском. Телевидение приехало, понты, а рейс, естественно, отменили. Всех пассажиров в гостиницу, а утром отправили через Москву. В Москве я навестил братца, Юру Чуракова, и он мне подарил полдюжины крабьих клешней, уже вареных. Засел я во Внуково, в баре, туман, все рейсы отменены, не только лечь - сесть негде, а я у стоечки, с крабьими клешньми, коньячок и кофеек попиваю. Поутру отправили. В Новосибирске - опять: пурга, и Томск не принимает. Гостиница за так, хоть на неделю. "А жрать чего?", говорю. "А ваше дело." Плюнул я - неделю не жравши! - а на коньяк к крабьим клешням все деньги ушли, взял разницу за билет, десятку, и на вокзал: поезд не самолет, доедет.
        А новосибирский вокзал, надо сказать - восьмое чудо Союза. Размеры циклопические, сталинской постройки, внутри - от почты до кина, всё. Поразило меня КИНО: круглые сутки на вокзале в маленьком зале крутят фильмики, по двугривенному за сеанс. Позвонил я матушке в Ленинград, попросил деньжат телеграфом и засел в этом кино. К вечеру и деньги пришли, двинул поездом в Томск. Приезжаю, в гостиницу, а утром, по 40-градусному морозцу - на почту за посылкой с теплым, мать заранее отправила. Добежать-то добежал, беру тючок и вскрывать начинаю. А на меня орут: "Дома этим занимайтесь!" Я говорю: "Перчатки там, и теплое..." А меня выперли. И бежал по сорокаградусному, до гостиницы, тючок с руки на руку перекидывая: вылетел-то я с Кавказа в нитяных носочках, в полупальтишке осеннем и без рукавиц! Еле отогрелся, а потом уже, переодевшись в шубу собачью /жива и по сю/ и лыжные ботинки - пёр пешками от Бахтина до деревни, где, впоследствии, и написал историческую "Томь" и изрядно стихов. "But that's another story..."
 

        Новосибирский вокзал запомнился мне и еще одной историей: в 45-м через него проходили эшелоны со штрафниками, весьма посодействовавшими победе над Германией. Выпустить в город их было нельзя, а поезд стоял долго и на перроне были установлены пулеметы... Так Сибирь встречала воинов-победителей.
 

        А еще в этом городе родился Скоров.
 

        Алма-Ата прекрасно описана Домбровским - в "Хранителе древностей" и "Факультете ненужных вещей": собор, удивительный художник-примитивист и другой художник, в испанском плаще и шляпе, напоминающий Лисунова /см. тт.1 и 4А/. Сам я в Алма-Ате отродясь не был. До Средней Азии не дошел, хотя объездил немало. Пишет Вадим Крейденков:
 

        "Насчет провинциального тома. Какой поэт был Виктор Мармонтов!! Чудные стихи писал - кучу. Жил в Алма-Ате и в Караганде, и в Темир-Тау. Был единственным битником на весь Казахстан. Повлиял на Сулейменова /его бы спросить!/ Олджаса. Все грозился меня с ним познакомить, а может и знакомил, да я забыл. Кратковременная жена /одна из четырех, да еще четыре института, да сорок четыре работы - монтажником и пр./ тоже поэтка. Вспоминаю как в тумане - однако кучу мелочей. Да вот беда - ни строки я не сохранил Мармонтовской. Писать он начал из-за меня, наслушавшись моих рифмований в 1955-м. Решил "дай-ка и я" и сразу стал интересно писать. Стиль был хаос, а в нем самоцветы.
        Сейчас живет в Темир-Тау. Может, не пишет. Пьет. Нездоров. Женат, дети, тяготы /1937 года рождения/."
 

        А мне где его найти? Привожу его друга Олжаса, малоизвестное, битническое. Издано, но кто ж покупает издания "Жазушы"? Анри к нему тоже, с пиететом...
        Юрий Домбровский... Не знаю я, какой он писатель. Скажем, Солженицын - писатель плохой. И даже - графоман с манькой величкиной. По сравнению с ним - любые Кочетов и Шевцов - профессионалы и классики, а уж Пикуль - так и вовсе - Толстой. Алексей Николаевич, разумею. Граф советский.
        А Домбровский - Домбровский писатель хороший. Но в России я его не читал. Читал я вовсе Артема Веселого, Пильняка, Ремизова, Фитоботаника Х. /Чаянова/, ранних Каверина и прочих серапионов, а вот Домбровского - не читал. Как и Белова-Абрамова-Айтматова-Быкова-Шукшина-и-Распутина. Здесь кой-кого прочитал.

        Но люблю я - за стиль. Сашу Соколова, к примеру. За "Собаку-и-волка", а вот "Школу" - никак. Стиль же Домбровского - вяловатый. Обычный. Деталь - хороша. Детали его я запомнил. А повествование - тянется, как у Гранина или Пановой. Не Анри де Ренье, одним словом.
        Но наслышан от всех. То Алик Гиневский /см./ им восхищается, то Халиф. Но ни тот, ни другой - не напишут. Халиф, как всегда, излагал, сколько выпито и под что, и что - о нем, о Халифе - было сказано Ю.Домбровским. Впрочем, Халиф даже Наровчатова /о себе/ цитирует. И с Халифом я уже 2 года, как расстался. Скушно стало. А Домбровский...
        Натыкаюсь и тут на него. Кое-что в "Гранях". Привожу это кое-что, тем более, что и там он представлен - поэзией.
        Да еще - автограф О.Ч., он мне по памяти, после года или двух приставаний - поэмку Домбровского нарисовал. Специфическую. А поскольку нигде - то так и привожу, в автографе /не Домбровского/.
        Домбровский - легенда. Как немногие выжившие. И не осучившиеся. Как смотрелся бы он в условиях НАТУРАЛЬНЫХ - этот вопрос можно было бы задать о каждом поэте. Как смотрелась бы Ахматова - не по ранжиру Пановой и Сильвы Капутикян, а - Шкапской, Хабиас, Любови Столицы, если б тем не заткнули ебальники еще в начале 20-Х? Как смотрелась бы поэзия советская, если б не извели дадаистов, не пересажали обэриутов, не шлепнули крестьянствующих - в НОРМАЛЬНЫХ условиях?
        Так и Домбровский. В Пете Чейгине, например, в сто раз больше поэзии, но нехватает - легенды.
        Действительно ли Бродский - лучший поэт? Или - Хромов и Красовицкий? Но где они? Ведь можно предпочесть и Клычкова и Клюева - Есенину, только где они?

        О, безлиственный лес...
        Где немые стволы - разбери: где осина, где липа?

        Теряю критерии.

        И чем дальше - тем больше.
        Одни печатают говно, потому что оно - пера гения /примеры: "Желтая подлодка" Бродского или "Прусские ночи" Солженицына/ и - херят поэтов Хорвата ли или Хромова - ибо они НЕ, другие зачем-то печатают стихи прозаика Домбровского - в том числе и я - пойди, разберись?

        Но печатаю, потому что нашел. А потом - РАЗБЕРЕМСЯ.
 

        Вознесенский пишет о Казине и Щипачеве - почему не о Ширали и Кузьминском? А потому. Они - уже дряхлые члены, а он - средней крепости, но еще молодой. Член, однако ж.
        А ведь Ширали ему, вроде бы, друг... Как и мне. И - уж конечно - ПОЭТ. Не чета Щипачевым, Щипакиным...
 

        Пишу - а сам размышляю: о ком? О Домбровском? О судьбах.
 

        И поэтому - пусть говорит Крейденков. О, скажем, Викторе Мармонтове...