Валентин Исаакович Левитин - первый гениальный художник, которого я встретил еще
в 1962-м. Потом от гениев стало некуда деваться: в 63-м Шемякин, в 71-м
Михнов-Войтенко, в 72-м Целков, в 74-м Нусберг, в промежутках же тоже были не
менее гениальные, но художники. Когда в 75-м я тискал Элизабет Тейлор на приеме у Дональда Френсиса Шиена /о чем
мне напомнила днями Галка Рухина-Попова/, помянутый Шиен, атташе США по делам
культуры в Питере, сказал: "Я вот открыл потрясающего художника, Арефьева, на
вашей выставке в Газа!" А чего его было открывать - я Арешка знал с 64-го, как
старшего друга Шемякина. Спрашиваю у Рухина, присутствовавшего: "Ну а ты, Женя,
скольких знал - до выставки в Газа?" "Ну, говорит, пятерых, шестерых." А я,
говорю, из 53-х - 40 знал лично, пяток по именам и работам, ну а штук 8 - не
знал /да из них половину и не стоило/. А началось все с мухинцев в 62-м, но и до них я знал - Левитина. Валя подошел ко мне сам, на чтении в Союзе "Томи", по весне 62-го. Позвал
смотреть монотипии и офорты. Петербург, в удивительно серых, пастельных /но
мощных/ тонах и линиях, город без единого дерева - и по сю остается самым моим
любимым. Петербург Шемякина, достоевско-петровско-гоголевский, полюбился мне
как-то позднее. Но и тот и другой закуплены и хранятся музеем Достоевского, где
я с открытия служил в должности домового /с правом кричать в дымоходных трубах,
знать все сплетни и водить бесплатно посетителей/. И в афише музея, работы Герты
Неменовой /с фотом Гриши Израилевича/ я невольно поучаствовал. Но Петербург Левитина, как и Добужинского - не литературен. Шемякинский -
пропущен через Дрезден, немецкую готику /где прошло детство художника/,
Добужинский же, как и Левитин, по воспитанию - прибалт. Отсюда - чухонская
Балтика, чудь белоглазая, серые /вся гамма серого/ городские тона. Ленинградец
Левитин юность провел в Риге /где кончил архитектурный/ и Харькове /где
познакомился с Эдди Мосиэвым/, детство же - в туберкулезной лечебнице, пролежав,
прикованный к койке, 11 лет в гипсовом корсете. И по сю ходит с палочкой. Это лежание в гипсе, как и паралич фотографа Судака, научили Левитина -СМОТРЕТЬ.
Смотреть не на петровские гравюры в собраниях Эрмитажа и Академии, а просто - в
окно. Отсюда и монументальная статичность его пейзажей. Отсюда - Левитин встает
рано утром, ложится же где-то часов в 11 /предварительно час погуляв, иначе -
бессонница и выброшен завтрашний день/ - город он видит или в серых полутонах
петербуржского утра, или в серых же сумерках вечера. Шемякин - работает ночью. В
графике. В живописи же он - ученик колеров Симеошенкова, сам мне показывал серое
с прозеленью и сиренево-фиолетовое небо днем на Дворцовой. Но в гравюрах своих,
раскрашенных в ярком электрическом свете - Шемякин "избыточно-ярок". Чего нет у
Левитина. Даже доски свои - Валя предпочитал траченные, отработанные. Цинк и
медь в России - не для нищих неофициальных художников. Поэтому я подарил
Левитину отцовские порченые цинковые доски, и на них Валя травил свои офорты.
Получалась дополнительная /старая/ фактура. Точно так же Шемякин - обнаружил
достоинства финского пластика, которым в домах партийных чинуш кроют кухни и
ванные: на оборотной стороне - уже готовая, с шероховатостью, фактура! Царапай
иглой и тискай. Точно так же Овчинников - обнаружил достоинства джутовых мешков
из Пушторга: грубый холст, со щепками и узлами - готовый фактурный рельеф. А
холсты можно сфиздить в здании пушного аукциона, на Московском проспекте, возле
Ново-девичьего монастыря и кладбища, где похоронен Врубель. Левитин, по болезненности и осторожности, ничего не физдил, но перебивался
доброхотными дарами , а также свел знакомство и дружбу с утилем. Грошовые медные
подсвечники начала века, фигурные бутылки того же периода - становились
шедеврами в его натюрмортах. На большее у него не было ни денег, ни сил. Даже
офортный станок /Шемякин в свой, с чуть не полутораметровым колесом, ухлопал
едва ли не тысячу!/ у Левитина был собран из тех же отходов, из утиля. И при
этом порол из полудюжины оттисков - едва ли не половину, а то и все пять. Но
зато один получался ... ! Вот так мы и жили.
ДВЕ АФИШИ
Афиши в нынешней России стали уникальными. Не те, что висят на всех перекрестках
/а и те делаются - художниками: к примеру, афиши Театра Комедии Н.П. Акимова -
оформляли зачастую его ученики - сюрреалист какой-то середины 60-х, "И." - и
дальше не помню/, а и те, что, кстати, ВИСЕЛИ - была у меня афишка, работы
Володи Петрова /художника, теоретика и автора предисловий бредовых в альманахе
"Аполлон-77"/. Где-то в 60-х была в Русском музее выставка копий новгородских
фресок. Афишу Вася Пушкарев, директор Русского /и соученик "Бородавки", Глеба
Борисыча Перепелкина, о котором надо особо/ - не удосужился. Или указаний не
было: все ж таки религия, монастырские фрески. И тиснул художник Петров,
самиздатом, гравюру на линолеуме, в двух цветах /коричневом и черном/, с
иконописным ликом, тиражом, где-то с сотню. И таковую сотню - расклеил вокруг
Русского и повсюду. Бегал, говорят, Вася Пушкарев с пистолетом и искал
самозванного пропагандиста русского искусства. И помимо Васи - искали. Которым
уже по должности положено искать. Нашли, естественно, но не посадили. Так,
попугали. А афиша эта - "в архиве Нуссберга", полагаю. Я так ее больше и не
видел - последнюю и единственную копию "нелегальной" афиши официальной
выставки...
Были дела и с афишей Шемякина на его персональной в Новосибирске, с котом Муром
/из Гофмана/, тоже чего-то запрещали, но она приводится в западных каталогах
Мишиных. Ужо в Нью-Йорке поспрошаю в подробностях: на письма Миша принципиально
не отвечает /сомневаюсь даже, умеет ли он писать?/.
Но не об этом. А о Левитине и о себе. По лету 68-го Зиночка из Театрального,
подруга Мадонны Войтенко и будущая супруга Б.И.Иванова, решила устроить мой
вечер в общежитии института. Валя Левитин заделал к чтению 4 афиши: одну,
большую, коллажем /60 см, примерно, на 60/, используя заголовки "Солнце России"
/журнальчик такой, русопятский, времен 1-й мировой, я ему подарил/, "Пушкин в
жизни", "Одинъ на одинъ со львомъ" и подобные труляля, а 3 остальные сделал в
монотипии /35 на 20?/, на газетной бумаге. Из этих две я повесил в здании
института на Исаакиевской и в самом общежитии в Гавани.
С афиш, полагаю, все и началось. Вызывали Зиночку, вечер, как это и
предполагалось, прикрыли, ни "Томь", ни "Вавилонскую Башню", Мадонне
посвященную, мне так прочесть и не довелось, хотя девочки-театральщицы очень
хотели и ждали. Такова судьба всех почти "неофициальных" вечеров в официальных
заведениях...
В афишах самих криминала не нашли, поскольку выполнены они были без
использования "воспроизводящей техники и аппаратуры" /находящейся под особым
надзором государства и органов/, ежу было ясно, что просто вручную, поэтому ни
меня, ни Валю не теребунькали и не тягали.
Так же и афиша выставки неофициальных художников в ДК Газа в декабре 74-го -
была дозволена "в одном экземпляре", при входе.
Эту афишу см. в разделе Жаркиха,
афиша не ах, так себе, стандартно-шрифтовая.
Словом, с афишами в новой России - дело швах. А уж не сохраняются они - и
подавно. Мои, переснятые с пробок Приходько /5 на 5 см/ фотографом Сашей Коганом
- единственные "свидетельства" несостоявшегося факта... Оригиналы - у Нусберга
/?/, у него и спрашивайте. Я не дарил.
