СЕРГЕЙ ВОЛЬФ

   
 

СЕРЕЖА ВОЛЬФ. О.

 

        Иные имена возникают и прячутся. То ли есть они, то ли их нет. У меня такое впечатление, что я знаком с Сережей Вольфом. Во всяком случае, с одним Cережей Вольфом я был знаком. Может быть, он был не тот, или он был Вульф, но с Наташей Вольф /или Вульф/ я был знаком определенно. А у Наташи был брат и, по-моему, Сережа. Может быть, это был не тот Вульф, но жили они на Литейном, в аккурат над кафе "Уют" /теперь оно переименовано в "Ладу"/. Много окон - и все на Литейный проспект. По-моему, во втором этаже. Я туда ходил году в 62-м читать стихи Наташе Вольф, не то Вульф. Дальше стихов дело не пошло, но помню, что у нее есть брат. Вероятно, Сережа Вольф.

        Восстанавливать лицо невиданное по памяти и по косточкам - а если не обойтись? Да и как обойтись, если, скажем, есть у Бродского стихи, за которые я у Марамзина что-то на пари выиграл. Это что-то он мне так и не отдал, это я точно помню, но запамятовал - что. А он там пятитомник Иосифа делал. Привел его ко мне Олежка Целков, я и говорю: а есть у тебя в пятитомнике стихи о Сереже Вольфе? А он и стихов таких не знает. Прочитал я ему. Кинулся Марамзин Бродскому звонить /это было незадолго до Иосифова отъезда/. Иосиф стихи признал, хотя о существовании их и сам позабыл. Я, однако, помню. Вот они:

 
СТИХИ О СЕРЕЖЕ ВОЛЬФЕ, КОТОРЫЙ, 
ХОДЯТ СЛУХИ, ПИШЕТ ДЛЯ АКИМОВА

 

Проходя мимо 
театра Акимова, 
голодным взглядом 
витрины окидывая 
и выделяя 
слюну пресную, 
я замышляю 
написать пьесу 
во славу нашей
социалистической добродетели, 
побеждающей на фоне 
современной мебели. 
Левую пьесу
рукою правой 
я накропаю 
довольно споро, 
и товарищ Акимов 
ее поставит,
соответственно, сначала 
ее оформив. 
И я - Боже мой! -
получу деньги, 
и всё тогда 
пойдет по-иному. 
И, бороду сбрив, 
я войду по ступенькам 
в театр -
в третий зал Гастронома.

 

Запомнил я это из-за двух последних строчек. Запомнил и все остальные. Театр "Комедии" Акимова расположен на втором этаже, в аккурат над двумя залами знаменитого и сейчас Елисеевского гастронома на Невском. Не знаю, включил ли их Марамзин в пятый том собрания сочинении Бродского, но я их включаю в первый.

Причиной этого являются и разговоры с Лешей Лифшицем, и мемуары Сергея Довлатова, в которых я снова наткнулся на имя Сережи Вольфа. Цитирую:

 

"... Знакомство с молодыми ленинградскими поэтами - Рейном, Найманом, Бродским... Наиболее популярный человек той эпохи - Сергей Вольф. Он, как говорится, начал первый...
 

ДЕВУШКА РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ

 

        С Вольфом я познакомился в ресторане. Он пил водку, голову держал набок. Как дятел. Я позвал его в фойе и невнятно объяснился. Я хотел, чтобы Вольф прочитал мои рассказы.

        Вольф был нетерпелив. Я лишь позднее сообразил - водка нагревается.

        - Любимые писатели? - спросил Вольф.

        Я назвал Белля, Хемингуэя, русских классиков.

        - Жаль, - произнес Вольф задумчиво, - жаль. Очень жаль.

        Попрощался и ушел.

        Я был несколько растерян. Женя Рейн потом говорил мне:

        - Назвали бы Андрея Платонова, он бы вас угостил. Сейчас они все читают Платонова.

        - А вы читали?

        - Да, - ответил Рейн, - я восхищался Платоновым еще в тысяча девятьсот тридцать шестом году.

        И, спохватившись, добавил:

        - Верьте мне наполовину...

        Платонова я очень люблю. И Вольф мне по-прежнему нравится. В моих записных книжках с претенциозным названием "Соло на ундервуде" есть о нем две истории:

 

        Вольф с Длуголенским отправились ловить рыбу. Вольф поймал грандиозного судака. Отдал его хозяйке и говорит: "Поджарьте этого судака, и будем вместе ужинать." Так и сделали. Поужинали, выпили. Вольф с Длуголенским ушли в свой чулан. Хмурый Вольф сказал Длуголенскому: "У тебя есть бумага и карандашик?" "Есть." "Давай сюда."

        Вольф порисовал, порисовал и говорит:

        - Вот суки! Они дали не всего судака! Смотри. Этот подъемчик был. И этот спуск был. А перевальчика не было. Пробел в траектории судака!

 

        И еще:

 

        Я спросил Вольфа:
        - Ты где живешь? Какая улица?
        - Подьяческая.
        - Большая Подьяческая?
        - Не очень...

 

        Да, еще такая запись:

 

        Меня познакомили с Вольфом одиннадцать лет назад. Я не забуду этот день. Мы сидели в ресторане. На нем был грубый свитер и джинсы. А в руке - дрель /Вольф - приверженец зимней рыбалки/.

        Вольф замечательный писатель и незаурядный человек.
        Грустно, что я не знаю его жену и дочь.
        Вольф тоже не знаком с моей семьей.
        Мне неизвестны сокровенные помыслы Вольфа.
        Да и он не в курсе моих идей.
        Я не прочел ни одной его строчки.
        Да и Вольф не читал моих произведений.
        Точнее, они ему не понравились.
        Как и мне его рассказы.
        Я не дружу с Вольфом.

 

        /"Время и мы", №24 за 1977/

 

       Вот на таком анекдотическом уровне и существует человек. От Лифшица узнал, что Вольф - сын крупного музыканта, музыкален и сам. В 50-е годы, в период появления рока и блюзов, Вольф любил петь им же сочиненное:

 

На проспекте Газа 
Жил чувак без глаза...

 

И на мотив "Rock-around-clock":

 

Моя жена
Печет блины
Различной формы и длины...

 

 

        По последним сведениям, Вольф окончательно опустился, сидит и заунывно поет на мотив "Тучи над городом встали":

 

Дуют холодные ветры, 
Хочут меня околеть...

 

        Так я и не знаю, с тем ли я Сережей Вольфом был знаком, точнее, с его сестрой Наташей, но стихи знакомые.

 

        А больше упоминаний о нем я нигде не нашел.

  
 

 

                     СЕРГЕЙ ВОЛЬФ

 

Ракетная игрушка 
Взлетает в небеса. 
Нам жить с тобой, подружка, 
Осталось полчаса.

 

У ней стальные усики 
И водород в хвосте. 
Снимай скорее трусики 
И лезь ко мне в постель.

 

Ленинград, 1958 /?/

 

Сообщено по памяти Л. Лившицем. Возможен вариант последней строчки: "И сыпь ко мне в постель."

 

Другой вариант этого же текста по машинописи того же Лившица:

 
Ракетная игрушка 
уходит в небеса. 
Нам жить с тобой, подружка, 
осталось полчаса.

 

У ней антенны-усики 
и водород в хвосте. 
Снимай скорее трусики 
и лезь ко мне в постель.

 

Помимо того, что это типичный пример судьбы "неофициальной" поэзии - варианты, неточности, разночтения, из анализа обоих текстов явствует, что второй - авторский. Первый же исправлен и улучшен "народом", ср. образы: "стальные усики" гораздо лучше, ракета именно "взлетает" /"уходит" слишком литературно/. Сам же текст - сугубо характерен для периода "холодной войны" и атомобоязни - ср. его с текстами Уфлянда, Горбовского, Сапгира.

 
назад
дальше
   

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2005

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 1 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга