Профессор Вольфганг Казак опубликовал статью о творчестве Айги. Точнее, о своей книжке Айги, вышедшей в Мюнхене. Его и будем цитировать. Но он человек западный, поэтому сначала изложим то, что известно об Айги на Востоке.

        Само слово "чуваш" в России – бранное. Чурка, чучмек, чурек – говорят в России о среднеазитцах, Чуваши же, мордва, удмурты, коми — со времен царских числятся как инородцы. И всерьез-то их, кроме мест проживания, никто не принимает. Затюканные, Горький много писал о них, и если б Ленин не был чувашом /а, говорят, он был им, как, по изысканиям Мариэтты Шагинян – и евреем тоже/, то никто бы о чувашах и не вспомнил. И советская власть-то о них вспоминает, когда надо малые народности книгами на родном языке на международных экспо представлять: глядите, как у нас инородцы живут — даже печатаются!

        И обрусели все они почти уже. Нет у них сил и возможностей сохранить национальную культуру. Юван Шесталов классиком при жизни стал – первый начал писать стихи на языке манси, А до него не писали. Так, выпевали устно. Советская власть дала им алфавит, как, скажем и адыгейцам. Уничтожив взамен языческие, либо исламские верования, языческую, либо исламскую культуру.

        И чуваш Юрий Шигашов, прозаик, друг Сосноры, ни, слова по-чувашски не говорит, даже языка такого не знает. Казах Олжас Сулейменов тужится писать по-русски, и неплохо получается, гениально, свежо /см. его "Глиняную книгу", Алма-Ата, изд-во "Жазушы", год не помню/.

        И из малых выходят великие. Чуваш Айги, ученик и поклонник Крученыха – один из самых популярных поэтов Москвы, один из самых "формальных". То он получает почетного доктора Сорбонны, за то, что французских сюрреалистов на чувашский язык перевел /а если на русский нельзя!/ – так не сюрреализм ли это само по себе? Так оно и было воспринято в Москве и в Ленинграде.

        Я с Айги не знаком. Просто слухами земля полнится. Знаю от московских поэтов, кто такой Айги, знаю о его дружбе с Крученыхом, о Сорбонне знаю. Данные же приходится приводить по западным изданиям, благо есть.

        "Этому неприятию творчества Айги в СССР противостоит большое внимание за границей. Уже в 1962 появился первый перевод в польском журнале; позже могли познакомиться и чешские и словацкие, сербские и французские, венгерские, португальские и немецкие читатели со стихотворениями чувашского экспериментатора." /Здесь и далее цитируется статья В.Казака "Искания Геннадия Айги", опубликованная в газете "Русская мысль" от 22 апреля 1976 г., стр.9/.

        Ну не сюрреализм ли? Вот так представляют русскую поэзию за границей. А при всем при том – Айги действительно русский поэт. Если Крученых русский, то и Айги. Почему такая популярность? Западный профессор на авангард смотрит однобоко, соотнося его с тем, что здесь, а не с тем, что там. Верлибры Айги прекрасно ложатся в перевод. Верлибры же Геннадия Алексеева или, скажем, Аркадия Драгомощенко на перевод мало похожи, потому и не так /и никак!/ популярны.

        Но вернемся к Айги.

        "Геннадий Николаевич Айги родился 21 августа 1934 г. в деревне Шаймуржино /Чувашская АССР/. Его отец был учителем русского языка, который писал и стихотворения, и переводы /например, Пушкина/, его дед по матери бьет последним языческим жрецом деревни." /В. К./

        Вот это и важно, а что Айги пригрел Светлов /а кого Светлев не пригревал? Весь Союз писателей, младше 50 лет – его креатура, как, скажем и Евтушенко, и Роберт Рождественский, и Юнна Мориц, и этсетера/, или – что Айги переводил на чувашский Твардовского и Маяковского – это все мелочи /а кто – не?/.

        "Он следует поэтическим традициям Хлебникова и Маяковского, в их футуристических исканиях он видит эстетический облик революции, он продолжает работу Хармса и Введенского..." /В. К./

        "В Москве, лично общаясь с Алексеем Крученых, вырос и определился поэт Геннадий Айги, единственный поэт неофициальной литературы, исключая Бродского, у кого вышли в переводах книги стихов в нескольких европейских странах..." /Эдуард Лимонов, "Неофициальная литература", опубликовано в "Новом Русском Слове", даты нет/. Итак, Маяковский или Крученых? Эстетический облик — или скверная харя революции? Кому верить – поэту или профессору?

        Предпочитаю – поэту. Крученых Казаком попросту не упомянут: не "истэблишмент", лучше – Твардовский и Маяковский. Опять же, влияние Светлова. Дружба с последним китом русского футуризма в счет не идет. Зато идут в счет Хармс и Введенский. Будучи знаком с методологией профессоров вообще, спешу напомнить, что в настоящее время профессор Казак занимается организацией конференции по этим именно именам. Отсюда и появление их в статье об Айги.

        Айги же, смею заметить, с Хармсом и Введенским ознакомился уже ПОСЛЕ того, как начал писать, и продолжает он свое, а не Хармсовское. С Хармсом и Введенским в России каждая собака знакома, каждый итээр, а влияют они, как, ну, скажем – Пушкин. Не на одного Айги, а на всех.

        В Москве же Айги общался не с Хармсом и Введенским, а с: Холиным, Сапгиром, Лимоновым, Лёном, Губановым, Алейниковым, Величанским, не говоря о членах Союза писателей и выпускниках Литературного института. Они-то и повлияли на поэта Айги, равно и он на них.

        Близок же он был – к поэту Крученыху.

        Белла Ахмадулина, цитируемая в статье профессора Казака, переводила не одного Айги, и близка к довольно большому числу поэтов.

        Что касается Айги – достоинства его следовало бы рассмотреть с точки зрения "не родного" языка, по аналогии с уже упомянутым Олжасом Сулейменовым, Конрадом, Набоковым, Беккетом и вообще писателями, пишущими на ином языке. Отсюда, на мой взгляд, и верлибровая форма творчества, характерная, скажем для таких поэтов /крайне популярных в начале 60-х, к сведению г-на Казака/, как Назым Хикмет и Янис Рицос. Именно в самом конце 50-х – в начале 60-х внутри современной русской поэзии шли споры и борьба по поводу "переводимости", интернациональности поэзии, сами же поэты, без исключения, предавались переводам.

        Так что влияние, скажем, Назыма Хикмета на становление Айги – значительней, нежели влияние того же Введенского и Хармса.

        Надо знать литературную среду, говоря о поэте.

        Как там насчет Бурича? Некрасова? Купле? На них тоже повлияли Светлов и Введенский? Или — кто?