М.А. Велицыной

На этой площадке лестницы всегда темно,

и только красная кнопка лифта...

Робость объемлет душу.

Нажимаю звонок пять раз

быстрым пальцем.

Но ни звука,

глухо за дверью.

Она мертва?

Живая?

Скорчившаяся мать...

Почему не подходит,

не подходит к дверям

в ответ

на пять звонков?

Или — ушла?

В чащу леса,

в бурелом...

1981 (?) Ленинград,

2004, Царское Село (г. Пушкин)

Каждый день,

в 6 вечера, в 8, в 9, в 10 —

за две-три минуты — до,

я тороплюсь, включаю

приемник «Фестиваль»

(это старый ламповый приемник,

теперь такие не делают,

теперь приемники на полупроводниках)

и утром, в 4 утра, включаю транзистор

величиной с коробку спичечную хозяйственную —

«Филипс».

Приемник заранее поставлен

на волну радиостанции «Свобода».

Я слушаю все сообщения,

но особенно о Чечне.

Открываю старенький «Атлас» 1980 года,

нахожу Грозный, Урус-Мартан.

Какая она маленькая — Чечня

и какая большая — по сравнению —

Россия.

Слышны слова и термины:

федеральные войска,

сепаратисты,

дудаевцы,

огонь из артиллерии — град,

точечные удары,

обстрел из вертолетов

горных сёл,

широкомасштабные операции.

Я слушаю, и ужасом трепещет сердце.

Этот маленький народ

ведет сопротивление

уже почти два года.

Конечно, можно углубиться в историю,

вывести по-научному

корни такого противостояния,

такого сопротивления,

и даже найти доказательства,

что чечены — криминальный народ,

заслуживает

(«Они еще хотели? — так дайте же им!»)

ударов.

Но если верить дурной молве,

я тоже принадлежу к криминальному народу.

Люди покидают город Грозный —

100 000 человек

покидают свои дома,

идут неведомо куда,

становятся беженцами.

Я тоже была беженцем

в 1941 году.

Я тоже...

Трепещет сердце...

24 августа 1996,

Царское Село (г. Пушкин) -

апрель 2005

Откровенное

1.

Пятьдесят лет,

будто пятьдесят мгновений.

И вот, пелёнки

из-под тебя вытаскиваю,

прополаскиваю,

сушу на батареях.

Слышу: «Ма-ма!»

Ты просишь: «Выпусти меня!»

А я не выпускаю,

не отпускаю...

19 апреля 2001,

Петербург

2.

Простое счастье

обнимать руками твою голову,

касаться тела кожей

твоей кожи,

нет, это не секс,

это то, о чем говорят словом —

                      невыразимое,

это — невыразимое,

невыразимая радость тихая,

женская...

4 ноября 2001

3.

Стихи

это когда слово

окружено воздухом,

будто ветка на дереве,

будто лист на ветке,

словно лист без ветки,

осенний,

когда послушный малейшему дуновению,

тщится быть птицей.

4.

Что было бы с росой,

когда бы не было травы,

кто держал бы её

и на кого изливала

благоуханную свежесть.

Что было бы с травой,

когда бы не было земли,

кто держал бы её

и к кому, согревая, прильнула.

Что было бы со мной,

когда бы не было тебя,

муж мой — неласковая судьба.

Необходимость кому б

характер тяжёлый,

безумие со смертью спорить...

5.

Положила ладонь

на твою ладонь.

Пальцы переплелись.

Ладонь твоя меня хранит.

Не боюсь ни привидений,

ни злоумышленника.

Чужой не проникнет

в эту комнату этой ночью.

Твои пальцы — ограда.*

* Ограда — защита.

14-15 декабря 2002,

Царское Село (г. Пушкин)

Бабочка

Летом к нам в комнату залетали бабочки. Черные. Но на спине оранжевые квадраты скошенные и оранжевые и сине-зеленые разводы. Красивые бабочки. Зима наступила внезапно. Что с этими бабочками? Куда они подевались? Улетели? Уснули? Но одна бабочка осталась в комнате. Летала. Ходила по полу. Взлетала на подоконник, приникала носом к отверстию между створками рам. Я приготовила ей сладкий сироп. Вместо блюдца, крышка от банки. Бабочка в ней не утонет. Так бабочка жила, радовалась, нас радовала, была темой для разговоров. Но вот, сложила крылья и превратилась в чёрный лепесток. И я боюсь до неё дотронуться. Что мне с ней делать? Вложить в книгу чёрный лепесток? Расправить бабочку? Но не превратится ли она в пыль?..

Лежит на подоконнике чёрный лепесток...

Я кладу её в жестяную коробочку, на крышке которой нарисовано поле в июле: ромашки, лютики, клевер, — выхожу на улицу и опускаю в белейший Царского Села снег, эту бабочку, символ жизни: ОРАНЖЕВОСИНЕЗЕЛЁНЫЙ ПОЛЕТ,

и вот она — смерть: ЧЁРНЫЙ ЛЕПЕСТОК.

15 января 2003,

Царское Село (г. Пушкин)

Памяти Василя Быкова

Сегодня в моей душе траур. Умер Василь Быков. Ему была сделана операция в Германии и где-то ещё за границей, а умер он в Минске. Он знал, что умирает, и приехал в родную Беларусь. А у меня не выходят из ума слова: Не успела...

Что не успела?

Не успела написать пару слов, сказать, что его помню, его великодушие, чту, отождествляю с его народом, белорусами.

Честность до грана, не согбенность, поэтичность — Василь Быков.

Цветут липы, зацветает нежнейшая персидская сирень, отцвели одуванчики, зацветает жасмин — роскошный уголок Царского Села, но я сегодня, сейчас, душой в Минске, в Слуцке, в Уречье — с Павликом Бандурой, с Зиной Лазаревич, с её братьями, погибшими в войну, с Идой Цехнович, с её отцом и братом, погибшими в гестапо, — с живыми и мёртвыми...

Моя люлька-колыханка Беларусь ...

19-23 июня 2003,

Царское Село (г. Пушкин)

Кто такой Герон?

В одно утро

раздался звонок в дверь —

в комнату вошла женщина-горбунья,

(впоследствии оказалось,

что она вовсе не горбунья,

а просто маленького роста,

и плечи близко подходили к голове).

Баба Аля

(так называли её в семье)

попросила позаниматься литературой

с её сыном.

Андрею было 14 лет,

он болел эпилепсией и астмой.

«Но и у Достоевского

была эпилепсия», — сказала Аля.

Андрей был орган,

созданный для математики,

но литература ему не давалась.

«Я всё для вас сделаю», —

сказала Аля.

«То, что мне нужно,

Вы сделать не сумеете», —

сказала я.

Но маленькая женщина,

похожая на горбунью, сумела.

У меня тоже была беда с сыном:

на экзамене в Политех

два преподавателя

ставили математические подножки

сыну и, хотя он сражался, как слон,

и хотя разумно отвечал,

поставили ему двойку

и «на закуску» спросили,

кто такой Герон.

Сын (ещё не сообразил,

что его «убили») —

отвечал.

Как мне тяжело вспоминать об этом...

— Папа! — один звонок! —

сказал сын.

Но у нас не было...

В вестибюле Политеха

я во всеуслышанье сказала, что думаю

о таких «педагогах».

Я не помню тех слов,

помню только,

что хотела узнать,

где те живут,

подстеречь непременно у входа в дом,

убить!

Дела давно минувших дней...

Кто-то из инженеров знал кого-то

из приёмной комиссии —

сыну предложили

подавать на вечерний.

Это был 1968 год.

Памятный всем год,

когда «убили» пражскую весну —

социализм с человеческим лицом.

Так что сын был тогда не единственной жертвой.

Аля (потом) помогла перевести сына

с вечернего отделения

на дневное,

вот что сделала Аля,

маленькая женщина,

похожая на горбунью.

Было ли за это заплачено,

сколько,

кому —

я никогда не спрашивала.

Андрей поступил в Университет,

закончил,

но хотя он был выдающийся

математик-геометр,

никто из светил не захотел

руководить его научной работой,

у него были приступы,

с ним надо было «возиться».

Печальная судьба гения...

Андрей работал

в одном из номерных институтов,

потому что семье «надо было кушать»,

понемногу им овладела апатия,

и только иногда блеск ума

проявлялся то в метком замечании,

а то, бывало, над ним, утешая, склонялась Муза,

и он «выдавал» стишок

на злобу дня...

Позвонила Надя.

Надя — моя ученица.

Вот и всё.

23 февраля Андрея не стало.

Накануне ночью был у него приступ астмы:

он задохнулся.

24 февраля ему исполнилось бы 50 лет.

2 марта 2003,

Царское Село (г. Пушкин)

Окна бездны

Ах, этот дождь...

Не струи, а линии,

весь простор излинован,

от тверди небесной

до тверди земной.

Не твой ли это знак, Господи,

Напоминание нам, растленным,

не напоминание ли о потопе,

что есть еще сила в мышцах

открыть окна бездны...

Но Судия всей земли,

Ты клялся:

«Впредь во все дни земли

сеяние и жатва, холод и зной,

лето и зима, день и ночь

не прекратятся» (Бытие 8:22)

Мне ли Твои слова приводить Тебе

Мне ли вразумлять Тебя?..

Дождь дождь

линии

отвесы

от тверди небесной до тверди земной

шумы гневы угрозы.

30 июня 2004, ночь,

Царское Село (г. Пушкин)

Памяти Николая Мурзина

(Погиб во время, Отечественной войны 1941-45 гг.

Ушел добровольцем после 9-го класса школы

в Нижнем Исетске)

Это было в Уральском городке.

В избушке маленькой

маленькая

ждала девчушка

Колю.

Он приходил

высокий

неуклюжий

неповоротливый

шестнадцатилетний,

похожий на телёнка

из хлева Деда Мороза

и вёл девчушку

к себе домой

погреться...

Имя любимое!

Оно хрупко,

как колкий лёд.

Коля...

14 апреля 1982,

Ленинград.

Апрель 2005,

Царское Село (г. Пушкин)

Памяти Ольги Зиновьевны Чернявской

Небо было голубым.

Высоко в голубых дорогах

летали-резвились ласточки.

Тополя отсвечивали серебром.

Ветки боярышника напряглись

к солнцу.

Дубовые ещё летошние листья

взлётывали-перекатывались

с места на место.

Самолёт, летящий в Пулково,

чертил за собой белую дорогу.

Юноша в черной куртке

поверх красного свитера

скользил по льду.

А я сидела понурившись

с камнем на душе

в этот весенний сияющий день.

И камень этот —

это была твоя смерть,

глубокоценимая Лёля.

Глубоко ценящая тебя,

но отвергнутая тобой,

я справляла по тебе

тризну-память.

Теперь ты,

умница и остроумница,

будешь пребывать в виде пепла

на Южном кладбище

рядом с урнами твоих родных.

А Саша,

твой брат Саша,

столь же ранимый,

беспомощный в жизни,

проведет остаток дней

в психушке на Пряжке, —

несчастный больной! —

любимый нежно брат.

Кто узнает путь твоей судьбы...

Кто пожалеет о тебе...

Кто поплачет о тебе...

25-27 марта 2003,

Царское Село (г. Пушкин)

За гранью

Памяти Ирины Вольберг

Для меня она — живая.

Нет, она не приходит

в мой дом сквозь стены,

не является ко мне в сновидение,

но моим внутренним зрением

я вижу её улыбку,

доброе ко мне лицо.

16 мая 2002,

Царское Село (г. Пушкин)

Памяти Нины Гранат

А в сновидение ко мне

пришла другая женщина,

с которой когда-то я не счастливо

соприкоснулась.

Стройно крупная,

с короткой стрижкой над карими глазами,

с крупными кистями рук,

с крупными ступнями ног,

она явилась

одетая в строгого покроя английский костюм,

телесно зримая,

прошла близко

и — растаяла...

Зачем приходила? —

винить? простить? просить?..

5 июля 2004,

Царское Село (г. Пушкин)

Памяти Марьяны Козыревой

Она русская,

христианка,

православная,

истинно религиозная.

Но в душе её

горит не бледное солнце,

которое ополаскивало свои лучи

в водах Евфрата.

Не отсюда ли влеченье к шутке?

Доброй шутке,

умной шутке.

Даже рисуя трагическое

в портретах своих любимых

(«Портреты» Марьяны —

это портреты её родных, близких —

любимых),

Марьяна шуткует.

Нет, не сглаживает, отнюдь нет:

её рисунок зорок, точен,

в нём правда правдошная,

без округлостей,

без ретуши,

но при этом как бы снимает трагизм,

тем, что взгляд проникает за его пределы:

её глаза видят дальше,

воды всё те

в её глазах.

И даже когда в них слёзы,

в них растворено

не бледное солнце,

которое ополаскивало лучи

в водах Евфрата.

Это с твоих берегов

пошли ефреи?!

и западает в душу

(не затухает)

не бледное солнце.

16-18 декабря 2004,

Царское Село (г. Пушкин)

Мы поднимались

по каменистой горушке

к дому.

Лева постукивал палочкой.

Я повторяла строчку:

Уже расцветает сирень.

Только прошел дождь,

солнце выглянуло,

капли посверкивали в траве,

будто рассыпанный жемчуг.

Раньше, когда мы сидели на скамейке,

я вдруг увидела,

что уже расцветает сирень.

Это ведение сложилось в строчку:

Уже расцветает сирень.

Строчка оставалась единственной,

не хотела обрастать текстом,

погружаться в развернутое стихотворение.

Почему так упорно сопротивлялась?

Может быть, строчка

равна стихотворению?

Уже расцветает сирень.

Уже расцветает сирень...

Уже расцветает сирень!

Какое счастье!

Какая грусть...

14 мая 2002,

Царское Село.

Утро